он такой мастер горевать! Он облачается в скорбь, как другие облачаются в бархат; печаль украшает его, как свет свечей; слезы идут ему, как драгоценные камни.
Может быть, теперь ты разрешишь мне побыть тем, кто тебя любит? — спросил он, и в его голосе опять зазвучали эмоции, а с лица не сходило печальное и трагическое выражение. — Я не сделал бы этого, как бы ни было велико твое несчастье, как бы сильно ты меня ни умолял, какую бы ты ни изложил мне ужасную последовательность событий. Не сделал бы, потому что нет под Богом такой причины, по которой я создал бы нового представителя нашего рода. Но ты не рассказал мне ни о каком великом несчастье! Тебя не окружила ужасная последовательность событий! — Он покачал головой, словно был слишком взволнован, чтобы продолжать, но добавил: — Ты восторжествовал, как умеешь восторжествовать только ты.
— Нет же, нет, ты не понимаешь...
— О нет, я понимаю. Следует ли мне подтолкнуть тебя к зеркалу? — Он медленно поднялся из-за стола и встал со мной лицом к лицу. — Должен ли я усадить тебя и заставить тебя выучить уроки, преподнесенные тебе историей, которую я услышал из твоих уст? Лестат, ты осуществил нашу мечту! Неужели ты не понял? Ты своего добился. Ты переродился в смертного человека. Сильного и красивого смертного человека!
— Нет, — сказал я. Я попятился от него, покачал головой и воздел руки в знак мольбы. — Ты не в своем уме. Ты сам не понимаешь, что говоришь. Я ненавижу это тело! Мне противно быть человеком. Луи, если в тебе есть хоть унция сострадания, ты отбросишь свои иллюзии и выслушаешь, что я говорю!
— Я уже выслушал. Каждое слово. Почему бы тебе самому к себе не прислушаться? Лестат, ты победил. Ты вырвался из кошмара. Ты вернул себе жизнь.
надеюсь, вы сгорите в аду