– Даже если я разозлюсь, то только сожгу сам себя изнутри.
Ты ведь знаешь, Рагдай: никто о тебе не заговорит, пока ты сам не скажешь.
А что насчёт Килаты Иверевны? – спросила Нежата. – Ты и про неё говорил.
– Килата Иверевна любила моего наставника, – признался Вьюга. – Прошлого Вьюгу.
– Это семейное. – Ружан расхохотался и закашлялся одновременно.
Горло по-прежнему сжимало от слёз, в груди перекатывались раскалённые камни
я испугалась, что уйдёт, что он ничего ко мне не чувствует, а всё, что было раньше, мне лишь показалось.
Посмотрел бы на неё колко своими льдистыми глазами и сказал бы что-то такое, отчего разум Михле обожгло бы стыдом, а сердце, напротив, согрели бы золотистые смешинки. Но в этот раз он отвечал коротко, через силу, будто каждое слово застревало в горле сухим царапающим комком
Его близость пугала, упорство обескураживало, но всё же Михле хотелось, чтоб он продолжал. Говорить, спрашивать, вызнавать, загонять её в угол, требуя прямого ответа. Что угодно, лишь бы продолжал распалять её своей горячей жадностью
Откуда я знала, на сколько хватит их силы?! Холодища, ветрища, я проголодалась! – Грайя сощурилась
Откуда я знала, на сколько хватит их силы?! Холодища, ветрища, я проголодалась! – Грайя сощурилась,
безоружный, прошу расчесать мои волосы. Словно обласканный домашний пёс. Разве это не высший показатель доверия? Когда царский сын показывался таким стрейвинке? Более того – не просто сын, но и будущий царь
