Один из наиболее важных политических выводов «Теории дрона» состоит в том, что процесс «автоматизации не является автоматическим». Возможно, «государство-дрон» является идеалом технократического крыла неолиберальной мысли, но для того, чтобы его построить, по-прежнему требуются «презренные тела» граждан и их политическая воля.
позволяют проецировать власть, не проецируя уязвимости
если операторы дронов не являются «отважными» в классическом смысле слова, потому что они не рискуют своей жизнью физически, они косвенным образом подвергают риску свою психическую жизнь. Не рискуя своим телом в ходе операций, они рискуют своим психическим здоровьем. Здесь мы имеем дело со специфической формой отваги, которая заключается не в демонстрации своей физической уязвимости перед угрозой насилия со стороны противника, а в демонстрации уязвимости психической в виде последствий от созерцания зрелища своей собственной деструктивности
некуда: если не принимать в расчет продвинутые технологии, эквивалентом атак при помощи дронов являются теракты с использованием бомб. Дроны — это оружие государственного терроризма.
Война становится удаленной работой с ненормированным графиком, и у тех, кто ею занимается, проявляются соответствующие симптомы.
Свидетельство одного из лидеров «Талибана» в Пакистане, Байтуллы Мехсуда, служит иллюстрацией правдоподобности этого утверждения: «Я потратил три месяца на вербовку и с трудом нашел человек десять-пятнадцать. После единственной атаки американцев у меня было сто пятьдесят добровольцев»
Мужчины на войне нуждаются в том, чтобы выстроить особый нравственный мир, в котором убийство, и в этом его отличие от мира гражданского, является доблестью, а не находится под запретом
Именно этого позволяет добиться дрон. Он показывает его лишь для того, чтобы иметь возможность прицелиться, но этого совершенно недостаточно, чтобы по-настоящему разглядеть лицо. Но, что важнее всего, он защищает оператора от вида того, кто смотрит на него и понимает, что он делает.
Весь мир, как теперь говорят, стал полем боя. Хотя лучше было бы сказать, что он стал охотничьим угодьем
С воздуха ничто так не напоминает собрание повстанцев, как собрание жителей деревни.
