Из настройщиков получаются прекрасные мужья, говорила она подругам по возвращении из свадебного путешествия. Настройщик умеет слушать, и его прикосновения нежнее, чем у пианиста: только настройщик знает, что у пианино внутри. Молодые женщины хихикали, усматривая в этих словах неприличный намек.
Но теперь я все больше и больше понимаю то, что писали о ней Данте и Теннисон, – что Одиссей не заблудился, просто после всех виденных чудес он не мог, а то даже и не хотел возвращаться домой.
Нет, я просто хотел, чтобы мой инструмент настраивал лучший лондонский настройщик “Эраров”, и я сознавал, что это требование заставит военных признать, насколько они зависят от меня, признать, что мои методы работают, что музыка, как и сила, способна обеспечивать мир. Но я также знал, что если кто-то проделает весь этот путь, чтобы выполнить мою просьбу, это должен быть человек, который верит в музыку так же, как я сам.
При нападении на наш пост струны “ля” четвертой октавы были повреждены мушкетной пулей. Как Вы понимаете, невозможно сыграть ни одной осмысленной мелодии без этой ноты, это трагедия, которая недоступна пониманию Военного министерства.
Начиная с того самого дня, когда я впервые рассказал им о фортепиано на реке, мои родители, Роберт и Наоми, а также сестра Ариана приняли Эдгара Дрейка в нашу семью и поощряли мое воображение отправиться в дальние страны. Моя самая преданная любовь и благодарность им.
Тот уж не хочет ни вести подать о себе, ни вернуться,
Но, средь мужей лотофагов оставшись навеки, желает
Лотос вкушать, перестав о своем возвращеньи и думать [13].
Через просвечивающую мокрую бумагу Эдгар увидел еще какую-то надпись и перевернул страницу. Темными чернилами рукой доктора там было нацарапано: Эдгару Дрейку, вкусившему. Эдгар снова перечитал строки Гомера и медленно опустил руку с письмом, тонкая бумага свернулась от порыва ветра. И двинулся дальше, уже не так упорно, медленно – возможно, просто от обессиленности. Путь его постепенно забирал вверх, земля впереди сливалась с небом акварельными штрихами далеких ливней. Он посмотрел на облака, и ему показалось, что они пылают, точно хлопковые подушки, обращающиеся в пепел. Он чувствовал, как испаряется влага с его одежды, как пар поднимается вверх, покидая его так же, как дух покидает тело.
Он перевалил через гребень холма, ожидая увидеть реку или, может быть, Маэ Луин, но перед ним была лишь бесконечная дорога до самого горизонта, и он пошел по ней. Через какое-то время он увидел вдали одинокое пятнышко на открытом пространстве и, приблизившись, разглядел, что это маленькое святилище. Он остановился перед ним. Странное место для того, чтобы оставлять подношения, подумалось ему. Здесь нет ни гор, ни домов, здесь нет никого; он оглядел миски с рисом, увядшие цветы, палочки-амулеты, подгнившие фрукты. В жилище духа стояла статуя – поблекшая деревянная фигурка лесного эльфа с печальной улыбкой и обломанной рукой. Эдгар достал из кармана листок бумаги и снова прочел. Свернув, он положил листок рядом со статуей. Я оставляю тебе историю, сказал он.
я окажусь причастным к его деятельности и к его стремлению нести музыку, которую я нахожу прекрасной, туда, куда все остальные считают возможным нести одно лишь оружие.
хотел бы распилить всю стену форта, продукта войны, и превратить ее в звучащий механизм.
Это не слишком похоже на английскую медицину. В первую очередь, прием не очень-то приватный.
– У меня нет выбора. Хотя это даже хорошо, когда каждый может видеть, что англичанин способен на что-то иное, а не только держать винтовку.
Это была книжная страница, вырванная из “Одиссеи”, принадлежавшей Энтони Кэрролу, типографский текст, поверх строк вились написанные индийскими чернилами шанские буквы, строфы были подчеркнуты.
В путь они тотчас пустились и скоро пришли к лотофагам.
Гибели те лотофаги товарищам нашим нисколько
Не замышляли, но дали им лотоса только отведать.
Кто от плода его, меду по сладости равного, вкусит,
Тот уж не хочет ни вести подать о себе, ни вернуться,
Но, средь мужей лотофагов оставшись навеки, желает
Лотос вкушать, перестав о своем возвращеньи и думать [13].
Через просвечивающую мокрую бумагу Эдгар увидел еще какую-то надпись и перевернул страницу. Темными чернилами рукой доктора там было нацарапано: Эдгару Дрейку, вкусившему.
