Речи Бисмарка вовсе не лились потоком; он часто покашливал, прочищая горло, делал паузы, подыскивая подходящее слово, — однако неизменно находил самое удачное
Любопытно, что голос Бисмарка диссонировал с его монументальной внешностью; он был далек от громового баса, который может представить себе человек, знакомый с портретами «железного канцлера». По воспоминаниям современников, этот голос был высоким, на грани фальцета, «почти женским» и довольно тихим
Свою первую речь Бисмарк произнес уже 17 мая — спустя всего пять дней после того, как стал принимать участие в заседаниях. В качестве повода он использовал заявление одного из депутатов-либералов, требовавших принятия конституции среди прочего на том основании, что немецкий народ, поднявшийся в 1813 году против Наполеона, был воодушевлен надеждой на политические свободы. Бисмарк со всем своим риторическим пылом обрушился на предыдущего оратора, объявив, что тот унизил национальную честь, полагая, «что злоупотребления и унижения, которые терпела Пруссия от чужаков, были недостаточны для того, чтобы кровь вскипела, а чувство ненависти к чужеземцам затмило все остальные чувства». Выступление многократно прерывалось выкриками из зала. Когда шум стал совершенно невыносимым, заглушая слова оратора, Бисмарк совершил один из тех своих жестов, которые войдут в историю: достал из кармана «Шпенерскую газету»105 и невозмутимо погрузился в чтение — до тех пор, пока председательствующему не удалось восстановить тишину.