председатель Конституционного суда России В. Д. Зорькин публично заявил: «При всех издержках крепостничества именно оно было главной скрепой, удерживающей внутреннее единство нации».
Усилиями Ивана III, Василия III и Ивана Грозного к середине XVI века ни светская, ни церковная вотчина не имели правовой защиты, что практически доказала опричнина с ее конфискациями, выселениями, переселениями. Самый знатный человек мог лишиться собственности в любой момент, часто — вместе с жизнью.
В 1240 году, когда Батый взял Киев, Русь была свободной страной, хотя в ней, разумеется, как и в Европе, были зависимые люди. А через двести сорок лет как бы вышедшее из монгольского ига Русское государство во многом оказалось православной калькой с Золотой Орды.
Ведь образ царской России как отсталой страны с незавершенными реформами и ограниченными возможностями имеет смысл только в соотнесении с Россией Советской — страной успешных реформ и неограниченных возможностей, включая практику неограниченного геноцида собственного народа.
За три четверти века — от Александра I до Русско-японской войны — очень важные, жгучие вопросы русской жизни так и не были решены, их поместили, условно говоря, в вечную социально-политическую мерзлоту, в которой многие из них существуют и сегодня.
. В итоге в начале ХХ века Российская империя была единственной мировой державой, которая обходилась без парламента и на которую не распространялось понятие правового государства.
В этом плане весьма показателен рассказанный С. Т. Семеновым случай из собственной практики общения с тогдашними — без иронии и преувеличения — властителями сельскохозяйственных дум читающей публики. Осознав вред мелкополосицы для крестьянского хозяйства, он обратился к московским земским агрономам с предложением начать борьбу с этим злом. Простой крестьянин Семенов был писателем-самородком, учеником Л. Н. Толстого, и он сумел добиться, чтобы его выслушали.
На его докладе, помимо уездных агрономов, присутствовали и такие суперавторитетные в народнических кругах профессора, как тогдашний московский губернский агроном В. Г. Бажаев, Н. А. Каблуков и А. Ф. Фортунатов.
Однако, пишет Семенов,
отношение всех присутствовавших к предлагаемой мною мере и плану, впоследствии принятому земской агрономией [! — М. Д.], оказалось такое сдержанное, что не дало никаких практических результатов.
Мелкополосица была признана самым разумным способом распределения общественной земли, строго и справедливо равняющим неровные угодья, и изменение этого способа было бы ненужным нарушением веками сложившихся привычек легко и прекрасно разверстывать между собою общественное богатство.
Комментарии тут излишни.
Разумеется, я не имею в виду, что народническая литература на 100% недостоверна или что в русской деревне была благостная жизнь. Отнюдь.
Вместе с тем я считаю, что нам сто с лишним лет навязывается неверное понимание нашей собственной истории. В массовое сознание внедрен специально отобранный усеченный набор «полуправдивых» фактов, который интерпретируется вполне определенным образом.
Другими словами, наша история попросту фальсифицируется.
Ведь полуправда — «худшая ложь» — раздвигает границы манипуляций до бесконечности.
И это стало возможным в огромной степени потому, что существует крайне важная герменевтическая проблема — проблема семантической инфляции.
Это основной дефект восприятия эпохи.
До 1861 года большая крестьянская семья была очень выгодна помещикам. Она была более устойчивой в плане платежей и повинностей, чем малые семьи. (Вспомним, что Николай Ростов не разрешал своим крестьянам делиться.)
После реформы естественное стремление крестьян к самостоятельной семейной жизни получило выход. Так, Чичерин писал, что против семейных разделов
помощи не было никакой. Когда бабы ссорятся, братьям волею или неволею приходится расставаться, хотя это и ведет к нищете, а с освобождением сила баб возросла. Меткая русская пословица говорит: «семь топоров идут вместе, а две прялки врозь».
Отстаивали общину славянофильские журналы «Русская беседа», «Сельское благоустройство», а также «Колокол» и «Современник».
Практического значения этот спор не имел — сохранение общины было предрешено.