Бывают и теперь минуты, когда я готов этому поверить, но ненадолго… Жребий брошен!., жить и умереть с массами.
– Т. е. с редактором и ему подобными, – грустно-иронически заметил Искорский.
– Хотя бы с ними, хотя бы за них!
Книга, единственная книга, которая уцелела у него, среди всех превратностей его бродячей жизни, была – сочинение Гете.
Искорский раскрыл книгу, лежавшую подле него на столе, долго, казалось, рассеянно перебирал ее листы и потом тихо, но с особенным благоговением прочел:
Lasst fahren hin das Allzuflüchtige,
Sie sucht bei ihm vergeblich Rath;
In dem Vergangnem liegt das Tüchtige,
Verewigt sich's in schöner That.[20]