— Сорок сороков! — переставал считать, отирал пястью пот со лба, а руки о фартук, и больше не пек.
— Толстой обещался, и Остерман молчать будет.
— И всякий приходит и просит, чтоб была справедливость! Такова сила в житье моем! Ни потешения, ни отрады! И кровь путь покажет!