Эти люди – все до одного, от местного прокурора до московских шишек – привыкли врать себе и другим. Они заказывали конкурента ментам – и называли это «твердой гражданской позицией». Их патруль спьяну стрелял в машину с гражданскими, а они называли это «героической обороной от террористов». Они отдавали приказ о штурме, чтобы украсть двести миллионов долларов, и спокойно говорили, что это «самый оптимальный момент с военной точки зрения».
Ни один из этих людей не был достаточно компетентным, чтобы руководить тем, чем он был поставлен руководить. Губернатор Озеров был пьян с девяти утра. Генерал Веретенников погубил больше русских солдат, чем Халид Хасаев. Генерал Терентьев, командовавший подразделением волкодавов, сам за свою жизнь лично убил только одного человека – три года назад задавив по пьяни прохожего на остановке.
Чем ближе человек к смерти, тем чаще он думает о боге, – сказал в темноте Халид. – Тем чаще он надеется, что там ничего не кончится. Тысячу лет назад смерть всегда ходила рядом, и все думали об Аллахе. А кто теперь думает об Аллахе больше всего? В России – бандиты. Они чаще всего строят церкви и крестятся больше всех. И у нас так же. Я часто это видел. Висхан не верил ни в дженет, ни в джехеннем, пока его не сбросили с вертолета. Один раз сбросили – смотрю, уже уразу держит. Второй раз шарахнул фугас – смотрю, уже ваххабит.
Каждый владелец держит в шкафу предметы домашнего обихода. Прежний владелец держал там водку, а новый – автомат.
Чечне нет ни одного дома, в котором бы не погибли старики, женщины и дети. Нет ни одного села, которое не было бы разграблено и унижено. Ни один житель Чечни не может быть спокоен за свою жизнь, даже если он русский. Когда в 95-м ваши танки входили в Грозный, вы сказали, что делаете это, чтобы защитить русских от убийств и грабежей. Но ваши самолеты бомбили дома, не разбирая, где русский, а где чеченец. Мой дядя жил в Грозном и был женат на русской. Она мыла пеленки, наклонясь над ведром, и мозги ей снесло в это ведро. Мой дядя ходил по двору с ведром, показывал его и плакал. В Грозном за неделю погибло больше русских, чем за пять лет при Дудаеве.
Это маленькая проблема вашей западной цивилизации, – сказал Халид, – чтобы ее уничтожить, шахид не нуждается в каком-то особом оружии. Ваша цивилизация – сама по себе оружие. Ваша технология – всегда технология двойного назначения. Сойдет и печку топить, и людей травить.
Плотников провалил больше операций, чем я отрезал голов. Если бы у русских увольняли после каждого провала, ваши генералы давно бы работали уборщиками в супермаркетах.
– Вы собаки без чести и совести. Твой хаким хотел украсть двести миллионов, и для этого он был готов убить пятьсот соплеменников. Чеченец бы так никогда не сделал. И знаешь почему?
Рыдник, презрительно улыбаясь, скрестил руки и присел на подлокотник дивана.
– Не потому, что чеченец лучше. А потому, что если бы чеченец убил пятьсот человек из своего народа, ему бы мстил каждый тейп. Каждый человек на нашей земле. Он бы не прожил и дня. А вы, русские, не народ. Вы, как водоросли, – без корней. У этих пятисот нет никого, кто стал бы за них мстить, кроме генералов ФСБ. А генералы не мстят сами себе.
На стене лицом к Мекке висел огромный портрет Ленина, вышитый на алом бархате, и фанерный лозунг под ним сообщал: «Да здравствует СССР – братская семья народов!»
Братская семья давно хлесталась из автоматов, но фанерному щиту до этого не было дела. Империя развалилась, а лозунг уцелел.
Никогда не говори «если бы», – сказал Баров, – в разгар кризиса никогда не думай, что ты сделал не так. Всегда думай, что надо делать сейчас.
