Ну спросите, спросите у меня столицу Гондураса.
Тегусигальпа!
Мы всегда вступались за любого арестанта, в отношении которого конвой борзел, — конечно, если поведение этого человека было достойно. «Достойно» не в смысле тюремно-арестантских норм поведения, нет! Простых человеческих. Если человек не мог сказать за себя слово в силу своей скромности или врожденной слабости — а сказать нужно было, — то мы говорили! Говорили веско и достаточно убедительно, чтобы к нам прислушались.
Держать в себе свое личное, сокровенное — сохранить в чистоте. Иначе дурными, испорченными людьми это будет воспринято как слабость. А замеченная в тебе слабость — это начало твоего конца.
Все мы чего-нибудь дождемся, только часто не того, чего ждем.
Человек попадает в тюрьму еще неосознанным, не готовым преступником, но будьте уверены, здесь его доготовят, сформируют до конца, выведут все низменное наружу, убедив его, что это — норма!
Лучше сожалеть о допущенных ошибках, чем об упущенных возможностях. А лучше вообще не сожалеть! Прожить жизнь одной сплошной непрерывной линией, где-то яркой, где-то не очень ровной, но не оглядываясь назад. Иначе сожаления о прошлом сожрут тебя по кусочкам, медленно, мучительно, и не дадут покоя в настоящем.
Всё забывается в этом мире, всё проходит. Важно, как мне кажется, лишь то, какое впечатление мы оставляем человеку, с которым расстаемся. Впечатление вне памяти, оно тоньше и неуязвимо для времени. Оно, кажется, не исчезает с годами. Эта легкая, но прочная связь создается у нас где-то в мозгу в виде нейронов, не меняется и не проходит.
Все мы временны и скоротечны. А наши чувства предательски обманчивы в своем кажущемся постоянстве и скоротечны вдвойне.
Пускать чужих к себе в душу — больно.
Там, где ложь, подлость и жестокость являются «добродетелью», а способность говорить правду, думать, быть добрым и помогать другим — принимается за слабость и отрицательно тебя характеризует.
