И вопреки несходству (дерзость океан эпоха)
Все та же истина: и если вкус мне дан
то по причине только любопытства
к растерзанным на солнце
Тебе же возвращаю твой вопрос:
найдешь ли мед / где черви обитают?
охочусь я среди камней
Умерших они погребали сидящими,
камыш змея лезвие солнечный луч
И, причитая, детскую голову она окропила водой
«Чиоа-коатль! Чиоа-коатль!»
с лицом, обращенным на Запад
Там, где были найдены кости и в каждой груде
среди всего, что было достоянием каждого,
всегда находили монгольскую вошь.
Свет — с востока. Да. И мы
должны подняться и действовать.
Однако на западе, вопреки явным сумеркам
(всепокрывающая белизна), если взглянешь,
если вынести сможешь, если сможешь
достаточно
долго, сколько нужно ему, моему вожатому глядеть в желтизну неисчерпаемой розы
так и тебе надлежит открыто смотреть сквозь белизну в это лицо,
и, беря во внимание сухость данного места,
долгое отсутствие истинной расы
(из двух, что пришли первыми, каждый конквистадор,
один исцеленный, другой
повергал восточных кумиров, ровнял
с землей храмы, которые (оправдания)
почернели от засохшей сукровицы)
слушай
слушай, где говор запекшейся крови
древнего зова оброк
la piu saporita et migloire
che si possa truovar al mondo64
где таится она
смотри в глаза, как пробегает она
плотью / мелом
но в тени лепестков
в пустоте
на свет смотри, созерцай
цветок
откуда возрос
каким насилием участие купить
какого жеста стоит справедливость
что вкривь и вкось в семейном праве
что затаила
эта тишина
пейорократии препоной добродетель?!
как сон и дружество и трепет могут гнить
что там плодится если грязь законом
что пресмыкается
внизу поклоном
Сообщение есть
дискретность или же непрерывность рядов
распределения событий во времени, обладающих мерой
есть рождение воздуха, есть
рождение воды, есть
состояние между началом
и концом, между
рождением и смрадным истоком
другого гнезда
есть изменение, оно предъявляет
не более, чем себя.
А слишком цепкое понимание,
когда оно вжато в другое, слитно,
упускает все это
Ты и есть эта вещь.
Я выталкиваю землю со всем, что вы пытались подвергнуть цензуре
С иконоборчеством и дерзостью, которые вы презираете
С насмешками против ваших знамен & приветствий
Я выхожу из Ада со всем, что вы подавляли всегда
Всеми мрачными фантазиями, все отбросы выходят наружу
Я вывожу их опять на свет сейчас
Они будут лаять & глумиться & яриться & кусаться
Я открываю ящик
бу-уу!
готовьтесь крутые парни готовьтесь
я выхожу сейчас
я выхожу со всем что было сокрыто
Готовьтесь, Крутые Парни, готовьтесь
я выхожу со всем, что вы хотели похоронить
Со всеми герметическими текстами с рассказами о женщинах жарких и опасных
Женщинах со сладострастными языками, острыми глазами & когтями
Я тренировалась, мои мышцы сильны
О Борис Пастернак, может быть, глупо
взывать к вам сейчас, столь возвышающемуся на Урале, но ваш голос
очищает наш мир, для нас он чище больницы:
ваши звуки выше амбициозного полоскания глотки фабрики.
Поэзия так же полезна, как машина!
Как Данкен о влиянии Олсона, Левертов о влиянии на нее Данкена пишет в космологических категориях1. Влияние вкуса и мировоззрения Данкена на Левертов было очень глубоко и исключительно — отсюда и особенная горечь разрыва в 1970‐е на почве неразрешимых противоречий в свете войны во Вьетнаме, которые перестали восприниматься продуктивными для дискуссии и привели к агрессивной конфронтации обеих сторон.
Рассказали ли мы тебе все, что хотел ты знать?
Неужели так скоро пора уже уходить?
Было ли что-то, чего ты не смог забыть?
Разве того, что ты понял, хватит на всех?
Неужели мудрость — только пустое слово,
а старость — не больше, чем выпавшее звено?
Самоценна ли человеческая основа?
, одинок, как облако, блуждал,
Казалось, я из виду потерял
тех, с кем пришел. Отец и мать, сестра
и братья. Плоть от плоти.
И вот не стало рядом никого.
Лишь в зеркале мое лицо.
Я знаю: тело нетерпеливо.
Я знаю: голос мой слаб, разум так себе.
И все же: я любил, я люблю.
Не хочу сантиментов.
Просто хочу знать — здесь я дома
