меня окружала тогда новая тайна… я оказался на Порубежье, на грани с неведомыми мне мирами… с тонкой и непостижимой формой существования.
отовсюду доносились скрип и потрескивания, которые к ночи всегда наполняют каждый старинный дом, должно быть, потому, что в ночной тишине слух отходящего ко сну человека несколько обостряется. Кое-что поясняет, конечно, и теория, гласящая, что ночное похолодание заставляет сокращаться старые стены, и дом – как бы пошевеливаясь – устраивается на ночь.
первый луч зеленой звезды во всем внеземном великолепии вырвался из-за темного края Солнца и осветил простиравшийся передо мной мир.
И вдруг жуткое свиное хрюканье нарушило тишину вечной ночи
небо сделалось черным, и была чернота эта глубокой и чистой… жуткой в своей близости, неизмеренной глубине и абсолютной враждебности
Повсюду простиралась бледная равнина, мрачным блеском отражавшая унылый медный свет умирающего светила. От горизонта до горизонта без пятнышка тени тянулась она.
По небу текла река пламени: она поднималась вверх и опадала полукружьем огня, приплясывающим с севера на юг. Губительный серп времени, подумалось мне, разящий зубцами годов.
лестнице.
Поставив ноги на
за ним появились еще одни глаза, а за ними другие… целое созвездие злобных жгучих светил манило меня к себе.
Постепенно я стал слышать или угадывать в визге нечто вроде человеческой речи – вязкой и нечеткой, словно каждое слово давалось Свинорылам с трудом…