Наша жизнь — череда моментов. Проживи их все.
Он думал, что недостоин ее, она — что он ее бросил.
Наша жизнь — череда моментов. Проживи их все.
звездах. Он говорит, о небе, о том, что все меркнет перед его бесконечно притягательной необъятной красотой.
Страшно, когда молча, когда без слез, когда слезы и крик внутри.
Легкий весенний ветер уносит страх и тревогу, боль и обиду, непонимание и грусть
Первый раз я так сильно разозлился! Я крепко схватил Кешку. Я чувствовал рукой его сердце — двести тридцать ударов в минуту (если я, конечно, не сбился, пока считал). Его крохотное сердечко билось с бешеной силой, на секунду я даже испугался, что оно разорвется, как у бабушки.
Не обращая внимания на оглушительные протесты, я бесцеремонно сунул его в клетку. Куском ржавой проволоки прочно примотал маленькую дверцу. Я спрятал клетку в самый дальний угол в маленькой и темной комнате-кладовой, накрыл ее старым кухонным полотенцем и забыл о нем.
Сколько он просидел взаперти, в темноте, один, без еды и воды, и как ему удалось перегрызть проволоку…
Вообще, мы были не разлей вода. Пока не появилась она… и я не убил его…
Прошло много лет. Я закрываю глаза, передо мной Юлька, принцесса из мультика. Красивее всех на свете: золотые локоны, ямочки на щеках, кукольные ярко-голубые глаза, длинные ресницы, розовое облако кружев, жемчужные, будто хрустальные, туфельки и волшебная шкатулка с сокровищами
Много лет прошло… Лучше бы свернул…
Кешка был левшой, даже больше, чем я. Он видел мир — как мы. Не как бедные собачки — только белым, серым, черным. Он видел мир цветным. А когда самостоятельно научился открывать голубоватым клювом-крючком крошечную дверцу клетки, стал полноценным членом нашей с мамой маленькой семьи.
Он был моложе меня. Он был меньше меня. Он был слабее меня. Я свернул его хрупкую тоненькую шею. Я слышал, как она безвозвратно хрустнула. Прошло много лет, и я понял — тогда я убил своего лучшего друга.
