если вспомнить, что Франция пережила за это время Столетнюю войну и Жакерию, Англия — Войну Алой и Белой розы, Чехия — Гуситские войны, а Византия и вовсе перестала существовать, то придется признать, что в XVI веке Италия прямо-таки благоденствовала.
Впоследствии Репин очень хорошо объяснит, почему Микеланджело подействовал на него так «поразительно»: «В некотором кругу художников мы давно уже делим всех художников по характеру созданий на два типа: на эллинов и варваров. Слово „варвар“, по нашим понятиям, не есть порицание: оно только определяет миросозерцание художника и стиль, неразрывный с ним. Например, варварами мы считаем великого Микель-Анджело, Караваджио, Пергамскую школу скульпторов, Делакруа и многих других. Всякий знакомый с искусством поймет меня. Варварским мы считаем то искусство, где „кровь кипит, где сил избыток“.
Змей и херувим зеркально симметричны друг другу. Выдержать эту симметрию было для Микеланджело так важно, что он вложил меч не в правую, а в левую руку херувима.
дополнительная роль сивилл Микеланджело — представить все части света, в которых будет принято христианство
В логическом пределе взгляд от входа — это взгляд с точки зрения настоящего. Цикл Микеланджело, относящийся ко временам до Моисея, разглядеть труднее, чем расположенные внизу «истории» о Моисее и Христе. А начало мира, изображенное в «Отделении света от тьмы», — истинный полюс визуальной недоступности для тех, кто не имел права присутствовать в части капеллы
Романтическая манера искать и любить в прошлом только то, что может служить зеркалом твоих собственных устремлений и проблем
Сопоставляя два процесса, начавшиеся сразу после завершения картины, — ее необратимое разрушение и непрерывное возрастание ее славы, можно было бы сочинить мистический рассказ о том, как, подчиняясь тайному умыслу художника-мага, слава картины поглотила самое картину.
С одной стороны, свобода творчества, которую сумел сохранить Леонардо да Винчи, а с другой — его великий скептический ум, который никогда не мог остановиться на том или ином решении как вполне удовлетворительном и все время стремился дальше, — вот две взаимосвязанные причины того, что процесс творчества захватывал его сильнее, чем необходимость прийти к окончательному результату. Со стороны это выглядело как безответственность или даже как творческая немощь.
«При Александре царствовала Венера, при Юлии — Марс; теперь наступает владычество Паллады» — гласила надпись на триумфальной арке, построенной в Риме накануне торжественного въезда Льва
в искусстве XVI столетия все было не то и не так, как в XV веке. Это был не плавный подъем мастерства, а взрыв, титаническая энергия которого не накапливалась из поколения в поколение, а обнаружилась неожиданно в искусстве нескольких гениальных художников, решавших проблемы, о существовании которых их предшественники ничего не знали.