Извини, – прошептала она, и у нее задрожала нижняя губа. – Я… я не знала, куда еще пойти.
Я провел большими пальцами по ее щекам, вытирая дорожки слез, и обхватил лицо ладонями.
– Никогда не извиняйся за то, что приходишь ко мне. Никогда. Несмотря ни на что.
Она закрыла глаза и, снова заплакав, уткнулась в мою грудь.
Меня мучали вопросы – если конкретно, кого, черт возьми, убивать, –
первая любовь редко бывает последней. Мы учимся на ней, растем и движемся вперед.
«Обычную жизнь может влачить каждый, дитя мое, – одним спокойным днем сказала она. – Но лучшие приключения предназначены для тех, кому хватает храбрости быть незаурядным».
Виски.
Я видел янтарное жидкое золото всякий раз, как закрывал глаза. Чувствовал его дубовый финиш с каждым вдохом. Мои вкусовые рецепторы с малых лет были натасканы улавливать каждую мельчайшую ноту в бутылке, а сердце – натренировано любить виски задолго до того, как я научился любить женщину
– Эгоистично! Какое дурацкое слово. Должна ли ты думать о тех, кого любишь? Несомненно. Но стоит ли терять свою суть, чтобы улучшить им жизнь за счет своей? Никогда.
Однажды наступит в жизни момент, когда ты оглядишься и поймешь, что больше не хочешь играть в эту игру, – сказала Бетти. – Поймешь, что не хочешь иметь дело с лицемерными друзьями, нездоровыми отношениями или с людьми, которые говорят тебе, как проживать жизнь, хотя они даже своей-то управлять не в состоянии. У кого-то такой момент наступает в тридцать, у кого-то – к сорока годам. А некоторые, вроде сидящей с тобой пожилой дамы, поймут, только когда пройдет большая часть их жизни.
У меня связаны руки, – встав перед ней, сказала я. – Репутация моего отца, его работа, наш дом, вся наша жизнь зависят от того, выйду ли я замуж за этого человека. Я не могу взять и отдать отца на растерзание.
– Потому отдаешь на растерзание себя?
мы все стоим во главе нашей семьи и в этой битве предстоит сразиться вместе.
Но первая любовь редко бывает последней. Мы учимся на ней, растем и движемся вперед. Думаю, именно так ты и должен поступить.
В следующую секунду он перебросил меня через плечо, как мешок с картошкой, и побежал, а потом прыгнул с таким плеском, что нам аплодировал весь дом престарелых, когда мы вынырнули из воды.
