Сколько раз я вспоминала уже хрестоматийные слова Мандельштама, сказанные Надежде Яковлевне (Мандельштам – З. Б.): «Почему ты думаешь, что человек рожден для счастья? Он рожден и для страданий и несчастий. Быть может, в той же степени, если не в большей».
самое главное, и в семье тоже, – это «идеологическое» согласие, духовное взаимопонимание, когда двое говорят «на одном языке».
Да, одиночество, как ты говоришь, или, скорее, уединение, разнолико, – задумываюсь я. – Порой так остро не хватает его. Ведь это одиночеству мы обязаны лучшими творениями духа, ума, даже физического совершенства. Остаться наедине с книгой, с восходом солнца, своими мыслями, листом бумаги, музыкой – разве это не счастье? Мать мне возражала: «Да, это действительно счастье. Но когда ты можешь в любой момент прервать одиночество и встретиться, с кем ты хочешь. А когда это уже невозможно, человека нет или люди избегают тебя, им не нужна чужая старость – это совсем другое». Наверно, она права.
Нам
любовь
не рай да кущи,
нам
любовь
гудит про то,
что опять
в работу пущен
сердца
выстывший мотор.
Впрочем, есть и другая сторона в том, что мы осторожны в словах, так опасаемся доверить сказанное постороннему человеку. В отличие от американцев, русские, как известно, по-иному относились к самому понятию «слово», а еще серьезнее к процессу словотворчества, когда сочинять – почти священнодействовать, когда писать и жевать одновременно не положено.
Надо с детства прививать вкус к чтению хороших книг и создать такую атмосферу в семье, в школах, чтобы дети тянулись к знаниям, к совершенству. Без книг не может быть культуры. Если нет книг, может родиться что-то другое, но это не будет художественным богатством нации. Культура – это как жизнь, она может передаваться только от одних к другим, из поколения в поколение,
Отмечать и выделять порядочность, то есть честность, сдержанность, вежливость и тишину. Люди уезжают из России от хамства. Запретить и наказывать! И это было бы моим желанием – не слышать мат, ругань, беспричинную повседневную ненависть.
книге Жванецкий напишет: «Работаю в мелком жанре, рассчитанном на хохот в конце. Если слушатели не смеются, расстраиваюсь, ухожу в себя и сижу там. Чужой юмор не понимаю: в компании лучше не приглашать».
Полагаю, на Жванецкого бабки сыпались бы дождем, преступи он черту. Всего один ход навстречу («одно неосторожное движение»), и ты – в холуях.
Как спасаетесь от всеобщего внимания? – спрашиваю.
– Не спасаюсь, а радуюсь. Всеобщего внимания нет. Та доза, что есть, меня радует.
