На протяжении всего XIX века почтмейстерскую мудрость неоднократно цитировали, когда речь заходила о неистребимой привычке русских дураков объяснять все домашние неурядицы и проблемы происками иноплеменников. «Когда в нас что-нибудь неладно, то мы ищем причин вне нас и скоро находим: „Это француз гадит, это жиды, это Вильгельм…“ – писал Чехов Суворину в 1898 году. – Капитал, жупел, масоны, синдикат, иезуиты – это призраки, но зато как они облегчают наше беспокойство!»
Тонконогие юноши, птицеголовые барышни, только что расставшиеся с водянкой отцы семейств ходили по улицам и переулкам и говорили о гибели Запада.
Встречался какой-нибудь Иван Иванович с каким-нибудь Анатолием Леонидовичем, руки друг другу жали:
– А знаете, Запад-то гибнет, разложение-с. Фьюитс культура – цивилизация наступает…
Вздыхали.
Устраивались собрания.
Страдали.
Наполеон говорил, что если поскрести кожу русского, то сразу увидишь варвара
В феврале 1860 года М.П. Погодин, возмущенный тем, что его не пригласили на торжественный обед в честь фельдмаршала А.Н. Барятинского, где он собирался сказать приветственное слово, писал дочери:
Это просто меня взорвало! Ну не в праве ли европейцы называть нас невежами, дикими варварами, безмолвными илотами, которые не смеют рта разинуть и поют только по полученным нотам, разумеется, фальшиво? <…> Вот и вспомнишь Наполеона: «grattez le Russe, et vous trouverez le Tartare» [184].
Погодин (как и многие другие русские авторы второй половины XIX века, например Достоевский в «Дневнике писателя» и «Подростке» [185]) цитировал ныне широко известное выражение «Поскребите/поскоблите русского и найдете татарина» по-французски, поскольку изначально оно воспринималась как французское и в русский язык входило довольно медленно. Кажется, по-русски его впервые употребил Д.Д. Минаев в 1862 году в журнале «Русское слово».
В 1898 году П.Ф. Якубович пишет в «Русском богатстве»:
Смешно, право, и стыдно сказать: у нас нет до сих пор ни одной сколько-нибудь самостоятельной, свободной и солидной политической газеты… Политиканствующие, конечно, есть в изобилии. Одна с пеной у рта силится доказать в своих передовицах, что в интересах культуры и цивилизации необходимо возможно скорее… разграбить Китай, уделить по хорошему куску каждой сильной державе; другая тем временем не устает подмигивать на англичанку,
Вслед за Киреевским, в 1833–1835 годах похожую концепцию разрабатывает В.Ф. Одоевский в очерке, который впоследствии составит эпилог «Русских ночей». На «старом Западе», констатирует он, вырождаются наука, искусство и религиозное чувство, что свидетельствует о неминуемом конце европейской цивилизации
шению. В одном из главных манифестов французского романтизма – предисловии к драме «Кромвель» (1827) – Виктор Гюго писал, что цивилизация растет и развивается подобно отдельному человеку: когда-то она была ребенком, потом зрелым мужем, а сейчас мы наблюдаем ее импозантную старость [39]. При публикации предисловия Гюго исключил из него большой фрагмент, где он развил эту аналогию; два года спустя он напечатал его в Revue de Paris. В этом фрагменте он говорит, что европейская цивилизация – третья великая цивилизация на Земле – приближается к своему завершению. «Наша постройка очень стара. Она распадается на отдельные части. Рим больше не является ее центром. Каждый народ тянет в свою сторону. Больше нет единства, ни религиозного, ни политического. Мнение заменило веру»
именно от этих пророчеств Шлегеля и от его идеи «славянских ожиданий» ведут свое происхождение органицистские концепции раннего Киреевского, Одоевского и «Мечта» Хомякова с ее световой символикой.
России хорошо знали и идеи Ф. Шлегеля, в частности его представления о народе как «собирательной личности», едином организме, высшей стадией развития которого является теократическая империя, – представления, повлиявшие на националистическую концепцию С.С. Уварова [34].
Дряхлый, больной, загнивающий, материалистический, безбожный, буржуазно-индивидуалистический Запад должен погибнуть, чтобы освободить место для России – молодого, здорового, расцветающего, одухотворенного и сплоченного глубокой христианской верой народа, которому суждено великое историческое будущее.