Мы все совершаем ошибки — иногда абсолютно очевидные — и удивляемся потом, как могли быть так глупы.
Мы все совершаем ошибки – иногда самые очевидные – и удивляемся потом, как могли быть так глупы».
Лишенная человеческого внимания и тепла в детстве, она не могла позволить, чтобы хоть кто-то отверг ее во взрослой жизни. Малколм посмел это сделать, и она никогда не простит ему, никогда не забудет.
Взять хотя бы папу Пия XII, ты о нем наверняка слышал. Ведь он остался равнодушен к истреблению Гитлером евреев, не протестовал, хотя мог спасти множество жизней. Это только один из примеров того, как Церковь попустительствует убийствам просто потому, что не хочет вмешиваться.
Только много позже стало очевидно, что на месте убийства Фростов присутствовала еще одна, все проясняющая улика, находившаяся в нескольких сантиметрах от несчастных мурок.
зато во мне бездна любви к тебе… и всего прочего, что тебе пригодится в жизни». Т
Мы дни за днями шепчем: «Завтра, завтра».
Так тихими шагами жизнь ползет…
Таким образом, многочисленные боги и религии оказывались всего лишь сравнительно недавними выдумками.
Тогда почему же в мире так много верующих? Эйнсли не раз задавал себе этот вопрос и находил только одно объяснение. Люди подсознательно стремятся уйти от мыслей о тщете бытия, от концепции «из праха – в прах», которая по иронии судьбы так ясно высказана именно в Екклесиасте: «Потому что участь сынов человеческих и участь животных – участь одна… и нет у человека преимущества перед скотом; потому что все – суета! Все идет в одно место; все произошло из праха, и все возвратится в прах»[6].
Так что же, разубеждать верующих? Ни в коем случае! Тем, кто находит в религии утешение, нужно не только предоставить свободу, но и при необходимости отстаивать их право на это.
Трудности он всегда воспринимал спокойно. А что до молчания… Он ожидал, что блюсти его будет нелегко, но на самом деле нисколько им не тяготился. Напротив, когда позднее Малколм вернулся в мир, его поразило, как много и бессмысленно люди болтают. Малколм понял, что они боятся тишины и торопятся заполнить ее звуками своих голосов. В горах он осознал, что молчание, сопровождаемое точными и понятными жестами, которым он быстро обучился, во многих ситуациях предпочтительнее любых слов.
Некоторое время спустя во время семинара по догматике, который проводил приезжий архиепископ, Малколм спросил:
– Ваше преосвященство, почему наша Церковь не делится с паствой новыми данными, которые мы теперь имеем о Библии, а также о жизни и эпохе Иисуса?
– Потому что это могло бы поколебать веру многих честных католиков, – быстро ответил архиепископ. – Теологические дебаты и толкования лучше предоставить тем, кто обладает для этого достаточным интеллектом и мудростью.
– Вы, стало быть, не верите в сказанное у Иоанна в главе восьмой, стихе тридцать втором? – атаковал прелата Эйнсли. – «И познаете истину, и истина сделает вас свободными».
– Я бы предпочел, – процедил архиепископ, почти не разжимая губ, – чтобы молодые священники затвердили стих девятнадцатый из главы пятой Послания к римлянам. «Послушанием одного сделаются праведными многие».
– А еще лучше стих пятый из главы шестой Послания к ефесянам. «Рабы, повинуйтесь господам своим», не так ли, ваше преосвященство?
Аудитория реагировала на это взрывом смеха. Даже архиепископ снизошел до улыбки.