Молодость – это талант, и нужно время, чтобы им овладеть. Много лет спустя я наконец стала молодой. Преступление Пия научило меня этому.
Стокгольмский синдром сильно упрощают. В нем не одна только любовь. Стоило охраннику сбавить тон и орать не так громко, стоило раздатчику по недосмотру налить вам лишний черпак, стоило кому-нибудь взглянуть на вас по-человечески, начать слушать вас как достойного противника – и вас окатывало волной неодолимой благодарности. Если вы накануне избежали дурного обращения, вы уже уверены в своем избранничестве. Вы не влюбляетесь, а чувствуете себя на удивление любимым. Это какой-то вариант эротомании, которая может осложняться парадоксальным мазохизмом. Влюбленный заложник – это тот, у кого уверенность, что он любим, вызывает расстройство маниакального типа.
– Что касается меня, то мне выпить просто необходимо.
– Вы алкоголик?
– Ни в малейшей степени. Я застенчивый.
Трудно любить человека, которого не уважаешь.
– Вам ни разу не было скучно во время чтения?
– Было, в самом начале. Через описание греческого флота я еле пробился. Такое впечатление, словно автор благодарит своих спонсоров.
– Сразу чувствуется, что эта история адресована девушкам. Стендаль хотел, чтобы читательницы влюбились в Жюльена Сореля.
– Да будет вам известно, что и многие читатели влюблялись в Жюльена.
– Разумеется. Пидоры.
– Пий, вы подыхаете от одиночества.
– Да, это так. Но лекарство хуже болезни.
Пубертат – что-то вроде кровавой бойни, эксцесс дарвинизма. Это, несомненно, ошибка эволюции в том же смысле, что и подверженный воспалению аппендикс.
Но когда видишь, что за два месяца разлуки почти ничего не остается от дружбы, длившейся десять лет, позволительно в ней усомниться.
Я люблю истории про войну. Я бы ни за что не хотел пережить войну в реальности, но в литературе – как же это здорово! Без войны литература превращается в историю любви и амбиций.