Что я имею в виду под альтергоритмом — это карта актуального будущего, возникающего из виртуального настоящего, в противовес обычному алгоритму, который используют для отображения виртуального будущего в рамках параметров реального настоящего. Альтергоритм — это имя практики, в искусстве или где-либо еще, использующей алгоритм, код или симуляцию для разработки сценариев, которые скорее произойдут, чем нет, либо просто не смогут произойти; или же ставят под вопрос, что может произойти, а что — нет. Это относится к произведениям искусства, чей сюжет развивается по маловероятным траекториям из неопределенных или нестабильных отправных точек. Другими словами, современный альтергоритм делает утверждение «как если бы»; алгоритм же общества риска задает вопрос «а что, если».
В частности, они исследуют современную некрополитическую систему «гувернментальности» (governmentality), то есть управление смертью и умиранием, которое часто опирается на алгоритмические культуры и цифровую безопасность. Технологии всегда были связаны с военным делом и контролем над населением, но сегодня эта связь претерпела значительные мутации.
Другими словами, «вычислительный поворот» очень «привязан к земле» (earth-bound), и глобальная экономика — какой бы «планетарной» она ни была — тоже в высшей степени «земная». Просто сегодня бывшие «четыре стихии» (земля, воздух, вода и огонь) мутировали в «гео-гидро-солярную био-технополитику». Если это звучит загадочно, то только потому, что так на самом деле и есть. Нам нужно взяться за задачу думать по-другому о нынешнем нашем непростом положении.
В наши дни все мы — предприниматели от мышления. Когнитивный характер современного капитализма и его медиация высокими технологиями парадоксальным образом породили «посттеоретические» настроения и усилили атаки на радикальную мысль и критическое инакомыслие.
Однако на протяжении 1990-х годов престиж теоретиков падал. «Теоретические войны» в США развенчали критическую теорию как устаревшую идеологическую деятельность, а самих теоретиков — как «радикалов с пожизненной профессорской зарплатой». Их заменили новые «поставщики контента», эксперты и консультанты, появившиеся в контексте растущей приватизации академических исследований. На рубеже тысячелетия, в котором интернет считается единственным настоящим «поставщиком контента», бывшие теоретики были переведены на рыночно-ориентированные позиции «брокеров идей», а в лучшем случае — их «лидеров».
Можно, конечно, увидеть, как каждый тип общества соответствует определенному типу машин: так, простым механическим машинам соответствуют суверенные общества, термодинамическим машинам — дисциплинарные общества, кибернетическим машинам и компьютерам — общества контроля. Но машины ничего не объясняют, вы должны проанализировать коллективные устройства, где машины выступают лишь одним из компонентов
Наконец — и это то, что служит целью данного движения, — общая экологизация описывается с точки зрения власти. Этого требует новый аппарат захвата, именуемый инвайронментальностью (Foucault, 2008; Фуко, 2010; Massumi, 2009). Власть в нем экологизируется посредством медиатехнологий, основанных на инфраструктурном распределении, и начинает действовать экологически. В то же время расширение экологии в ее самых радикальных формах, фундаментально переосмысливающее мышление и теорию, также представляет собой критику этого нового аппарата захвата.
Некоторые также используют термин «техномода» (Quinn, 2002), другие же предпочитают ярлык «модная технология» (Seymour, 2009; 2010). Учитывая футуристический вид многих дизайнов, термин «киберкутюр» также уместен (Smelik, 2017).
В то время как новые цифровые приложения потребляют огромное количество энергии и выделяют CO2 в процессе обеспечения безопасности цифрового хранения и обслуживания, существуют также проблемы аутсорсинга рабочей силы для цифровых линий сборки, удаленных кол-центров и электронного мусора, утилизации устаревших технологий в незападных странах (см. ), вредных и токсичных из-за металлов и химических веществ, чье попадание в организм приводит к хроническим заболеваниям и инвалидности. Такие ученые, как Максвелл и Миллер, призывают к «озеленению» медиа, которое раскрывает экологические практики и воздействие электронных медиакорпораций и не принимает идею о том, что информационно-коммуникационные технологии являются чистыми и экологически безвредными (Maxwell, Miller, 2012).
Экономическая и финансовая мощь более развитых государств рассматривается как фактор, углубляющий обнищание менее развитых стран или способствующий распространению искаженных представлений о развитии и прогрессе. Можно привести множество примеров гуманитарной помощи (Chouliaraki, 2014; Grewal, 2014), мероприятий в сфере развития (Enloe, 1989) и миротворческих миссий (Henry, 2015), которые поддерживают экспорт и навязывание неоколониальных моделей экономического роста и политической демократии и подрывают эффективность низовых организаций и движений. Все это способствует новой форме контроля и влияния под видом солидарности, благотворительных кампаний и правозащитной активности, тем самым помогая длительной репрезентации жертвенности и отсталости в противовес однородной и универсальной идее всеобщего человечества и счастья (Mohanty, 1984; Benhabib, 2002; Berlant, 2011).