нету на белом свете ничего хуже баб
А было так: столкнулись на поле смерти люди, еще не успевшие наломать рук на уничтожении себе подобных, в объявшем их животном ужасе натыкались, сшибались, наносили слепые удары, уродовали себя и лошадей и разбежались, вспугнутые выстрелом, убившим человека, разъехались, нравственно искалеченные.
Это назвали подвигом
Больно, что ль? — веселел Степан.
— Больно.
— А мне, думаешь, не больно было?
ты кто такой мне, чтобы я тебя ждала? Нашему забору двоюродный плетень?
Молодое счастье всегда незряче…
Добрая слава лежит, а худая по свету бежит!
Москва — она слезам не дюже верит.
Ветер скупо кропил дождевыми каплями, будто милостыню сыпал на черные ладони земли.
го куреня хозяина, нет у тебя мужа, у детишек твоих — отца, и помни, что никто не приласкает ни тебя, ни твоих сирот, никто не избавит тебя от непосильной работы и нищеты, никто не прижмет к груди твою голову ночью, когда упадешь ты, раздавленная усталью, и никто не скажет тебе, как когда-то говорил он: «Не горюй, Аниська! Проживем!» Не будет у тебя мужа, потому что высушили и издурнили тебя работа, нужда, дети; не будет у твоих полуголых, сопливых детей отца; сама будешь пахать, боронить, задыхаясь от непосильного напряжения, скидывать с косилки, метать на воз, поднимать на тройчатках тяжелые вороха пшеницы и чувствовать, как рвется что-то внизу живота, а потом будешь корчиться, накрывшись лохунами, и исходить кровью.
Травой зарастают могилы, — давностью зарастает боль.