– Вообще чем-то страшным повеяло… И вот взяла «Архипелаг». И знаешь, что меня больше всего потрясло? – Снова сделала паузу; Чеснов молчал. – Что так все безропотно в этот жернов репрессий шли. Солженицын и о себе пишет – вот его арестовали, везут через всю Польшу в общем вагоне, потом в Москву, потом в метро, вокруг люди, те люди, для которых Солженицын и писал свои письма. И все в нем просит, требует: «Закричи! Сопротивляйся!» А он сам конвойных до Лубянки доводит – они и не знали, где она расположена… И он на первых же страницах «Архипелага» к такой мысли приходит: «Мы просто заслужили всё дальнейшее». Каково, а?… Действительно, все эти миллионы дворян, белых офицеров, рабочих, эсеров, чекистов самих – здоровых мужиков – видели, как одного, другого выдергивали, и он исчезал, и – терпели, и потом тоже – руки назад и шли… В голове не укладывается, если задуматься… И уже дальнейшее в «Архипелаге» воспринимается не таким уж кошмаром. Сами заслужили… Но ведь так в любое время, при любом строе. Знай хоть самую истинную истину, хоть каждому ее вдолби, а пойдут, куда скажут. И сам тоже пойдешь.
– Вообще чем-то страшным повеяло… И вот взяла «Архипелаг». И знаешь, что меня больше всего потрясло? – Снова сделала паузу; Чеснов молчал. – Что так все безропотно в этот жернов репрессий шли. Солженицын и о себе пишет – вот его арестовали, везут через всю Польшу в общем вагоне, потом в Москву, потом в метро, вокруг люди, те люди, для которых Солженицын и писал свои письма. И все в нем просит, требует: «Закричи! Сопротивляйся!» А он сам конвойных до Лубянки доводит – они и не знали, где она расположена… И он на первых же страницах «Архипелага» к такой мысли приходит: «Мы просто заслужили всё дальнейшее». Каково, а?… Действительно, все эти
– Да и людям, знаю, это не нужно. Не нужна история. Без багажа легче вперед шагается. –