Современная эпоха, по мнению Кропоткина, — время, когда люди опредмечиваются и начинают походить на товары. Индивид отдает себе отчет в том, что он живой нравственный субъект, но в то же время общественная реальность организована так, что он постоянно наблюдает за собой как за объектом капиталистических отношений. Происходит расщепление естественного «я» на контролирующее «я» и «я» социально-ролевое. Человек как будто бы раздваивается на субъект и объект. Он опредмечивает себя в надежде соответствовать тем стандартам, которых требует социум, но все равно продолжает жить в страхе порицания со стороны других. Такое «удваивание» и расщепление происходит во всех сферах жизни: например, наряду с индивидуальными нравственными чувствами существует общественная мораль, а наряду с личными представлениями о прекрасном — эстетические нормы. Что это, как не антропологический дуализм?
Днем Кропоткин — солидный ученый, путешественник и работник ИРГО, а ночью — революционер, борец с государством и участник революционного кружка «чайковцев»[
Человек — узел, кто знает, кем завязанный? Богом ли, жизнью, судьбой, своей капризной глупой верой, но — узел нераспутанных, неисследимых чувств, неуловимых стремлений, клубок противоречий, разверстый, живой, но сочащийся кровью, неотразимо обаятельный и неотразимо гнусный
Несмотря на все заверения большевиков, она чувствовала, что что-то идет не так: людей расстреливают, тюрьмы на самом деле полны заключенных, а свободу слова иногда называют «буржуазным предрассудком»[114].
Кропоткин видит в действиях российских властей очередной пример того, что государство способно лишь угнетать своих подданных, но ничего не может сделать для их процветания
Кропоткину впервые увидеть, как живут люди, предоставленные самим себе.
Анархизм нередко сравнивают с древнекитайским учением о Дао, согласно которому высшей ценностью является духовное становление личности вопреки господствующим социальным порядкам[15]. В этом смысле Кропоткин, безусловно, даос.
Ведь, как многие убедились в последние годы, если не убить в себе государство, то государство может убить тебя
знает, насколько сильным может быть нежелание людей замечать социальные проблемы
Эмма Гольдман однажды заметила, что история прогресса написана кровью мужчин и женщин, не боявшихся отстаивать непопулярные идеи вроде женской эмансипации или отмены рабства. «И если уж все новые идеи с незапамятных времен встречают сопротивлением и проклятиями, то почему терновый венец должен обойти стороной мои убеждения?
