Быть дочерью — значит полагаться, быть половиной. Больше не быть ею — значит стать целой вещью, сферой.
Она подняла ее с земли, и ракушка будто заговорила с ней: «У тебя впереди еще столько лет жизни, и годы унесут тебя прочь от этих времен, где тебе так плохо, и время покроет всё коркой. С тобой еще столько всего случится! И пусть сейчас у тебя нет ничего, кроме настоящего, когда-нибудь оно окажется далеко в прошлом, чем-то из другой эпохи, как всё, через что прошла я, древняя ракушка. Я уж и не помню своей юности, — или ты думаешь, что помню? — и что я делала, когда была новой и блестящей. Теперь я старая оболочка, какой и ты станешь однажды, поэтому возьми меня с собой как напоминание, что этот момент однажды минет и все его тревоги будут погребены в толще жизни».
Мира взяла говорящую раковину и опустила ее в карман. Потом она вернулась домой, где положила ее на туалетный столик рядом с украшениями и косметикой.
Самое важное — установить со всем в жизни правильную дистанцию.
В жизни нужно было что-то сделать, чтобы заверить близость между двумя людьми. Но внутри листа не стоял вопрос предательства, так что и вопрос доверия тоже не возникал. Они просто были там, день за днем, вместе в листе.
Может, у Миры нет сердца. Может, оно появляется и исчезает. Может быть, ее сердце защищает ее от боли. Возможно, оно заработает когда-нибудь потом. Возможно, ее сердце устало давным-давно, упало и осталось лежать на обочине. Может быть, однажды оно снова начнет чувствовать. Может быть, у него кончились чувства. Всё когда-нибудь заканчивается. У мысли могут кончиться слова.
В день или на следующий день после его смерти она увидела, как с неба падают первые снежинки. Она никогда раньше не чувствовала большего успокоения в душе и разуме. Ее не волновала мирская суета. Она ни с кем не соперничала.
«Держи свой ум в узде», — говорила она себе строго и серьезно в последние его часы и дни. Она знала, что его смерть отправит ее в будущее, и ей хотелось, чтобы оно было сносным. «Держи свой ум в узде», — говорила она себе, чтобы не погружаться в глубины вины и отчаяния. Какие слова пришли ей на ум, когда она лежала рядом с ним во тьме его последних дней? «Ибо не существует ни хорошего, ни плохого, такие оценки дает мышление».
Вскоре они стали выпивать в разных кафе, обменялись несколькими письмами, потом прекратили переписку. Все они восприняли это как знак: достаточно было того, чтобы Мэтти влюбился и женился, и их мир тут же ослаб и распался.
Если бы ее любили, согревая, то, как опасалась Мира, она бы слишком разгорячилась, чтобы иметь дело с искусством, помогать ему пройти сквозь века.
Даже если никогда не звонили им по телефону, над ними всегда был раскрыт зонтик на случай дождя.