Можно смеяться, можно и гневаться; главное – не играть в этот их крокет, не хватать фламинго за ноги и не бить по ежам. Тот, кто заиграется по этим сонным правилам, может никогда не проснуться.
России как таковой и российской поэзии в частности, разумеется, не в том, что “буйных мало”. Она – в том, что мало неправых, то есть сознающих себя таковыми. Все правы, всем хорошо. Потому и звучит отовсюду сплошное “покушайте” вместо “послушайте”.
Маяковский – постоянное, ежесекундное усугубление изгойства, он подставляется, как никто. Весь его путь – от “Я люблю смотреть, как умирают дети” до “Лучше сосок не было и нет, готов сосать до старости лет” – вечная игра на окончательное самоуничтожение: да люди с ощущением внутренней правоты и не кончают с собой. У Маяковского же суицидных попыток было, кажется, не меньше, чем у Пушкина дуэлей (боюсь, это явления одной природы).