крипку нельзя взять с собою в могилу, и теперь она останется сиротой, и с нею случится то же, что с березняком и с сосновым бором.
От жизни человеку — убыток, а от смерти — польза. Это соображение, конечно, справедливо, но все-таки обидно и горько: зачем на свете такой странный порядок, что жизнь, которая дается человеку только один раз, проходит без пользы?
Зачем вообще люди мешают жить друг другу? Ведь от этого какие убытки! Какие страшные убытки! Если бы не было ненависти и злобы, люди имели бы друг от друга громадную пользу.
Зачем люди делают всегда именно не то, что нужно?
Но он прозевал, ничего этого не сделал. Какие убытки! Ах, какие убытки!
Насажали вас тут, артистов! Богатому небось поставил бы банки, а для бедного человека и одной пиявки пожалел. Ироды!
она сидела на табурете сгорбившись и тощая, остроносая, с открытым ртом и походила в профиль на птицу, которой хочется пить.
Ротшильд обиделся и проговорил, глядя на него свирепо:
— Если бы я не уважал вас за талант, то вы бы давно полетели у меня в окошке.
Заказы на детские гробики принимал он очень неохотно и делал их прямо без мерки, с презрением, и всякий раз, получая деньги за работу, говорил:
— Признаться, не люблю заниматься чепухой.
Мысли об убытках донимали Якова особенно по ночам; он клал рядом с собой на постели скрипку и, когда всякая чепуха лезла в голову, трогал струны, скрипка в темноте издавала звук, и ему становилось легче.