В себя я пришла от того, что очень хотелось дышать. Я вдохнула сквозь спазм. Рядом сидела вожатая и тормошила меня.
— Сашенька, Сашенька, с тобой все в порядке?
Я закашлялась и встала на четвереньки.
— Отойди от меня.
— Сашенька, я не хотела...
— Отойди от меня.
— Сашенька, я прошу тебя...
— Отойди.
Вожатая отползла. Я встала. Голова очень кружилась, а шею саднило. Галстук валялся на асфальте. Я посмотрела на училок. Они как вмерзли в землю, стояли с перекошенными рожами. Достала «Казбек», трясущимися руками попыталась зажечь спичку. На третий раз получилось. Глубоко затянулась. Табак обжег легкие, я изо всех сил постаралась не закашляться. Выдохнула дым вверх. С одного дерева на другое перелетела ворона. Я проследила за ней. Затянулась два раза, бросила окурок на землю и пошла.
Я провалилась даже не в этот голос, а в его предчувствие.
Он пел об известном и неизвестном мне. У нас с ним были общие места — например, сны, которые, я точно была уверена, мы видели одни и те же. А в некоторые мне еще только обязательно предстояло попасть. В тот город на холме, который мелькал из песни в песню. На какой он карте? Земной или небесной? Можно было принимать прекрасное и отказываться от него. Как можно относиться к электричеству? Где та сторона стены восхода? А что за кольца? Кто такие ястреб в сияющем небе и та, что приносит дождь? Он знал.
Он брал мои руки, вкладывал в мои ладони новые имена. Он называл те, которые я понимала, и те, которые мне еще только предстояло расшифровать.
Он поразил меня. Как можно было одновременно говорить о путях, о судьбе и тут же отказаться от этого. И как! Стрельнуть сигарет! В музыку вставил слово «стрельнуть»!
Звенели струны и бубны. И соло трубы. Такой зовущий, медный и чистый голос трубы где-то впереди звал меня и ободрял, и давал надежду. Я молилась вместе с теми, кто пел на кухне хорал. Каждая буква, каждая нота втягивала меня в мир, где царил этот узнавший меня голос.
Я проснулась в сон
Как тяжело идти ногам, как тяжело рукам нести портфель. Но нужно заставить себя туда дойти. Плетьми и батогами, но заставить. Стиснуть зубы. Нужно заставить себя провести там целый день. Я ни в чем не виновата. Господи, ни в чем, ни капельки. А они творят зло и будут наказаны. Они бьют меня, но все же они поймут, не сейчас, когда-нибудь они поймут, какими злодеями были. Я ни в чем не виновата, Господи. Поэтому я должна, должна туда дойти, и пусть измученное тело мое, пусть непокорная душа моя каждый день показывает им, что они — скоты
