Все же нет-нет, но и заявит о себе литература, для которой в истории счастливой семьи нет ничего однообразно-скучного и где семейное счастье — универсальная модель спасения мира. Прежде всего, это в немалой своей части литература о детях, где жизнь семьи показана их глазами. Потому что глазами детей весь мир вокруг, со всеми его страхами, опасностями и даже горестями, — это, как правило, счастье.
говорил, что язык есть часть культуры. Как музыка, например, кино или театр. Как мода на одежду и дизайн. Как отношения между людьми… И все это постоянно транс-фор-ми-ру-ет-ся. Ну, изменяется, в смысле, или что-то типа того.
Литература не любит счастливых семей. И уж если берется за семейную историю — то чаще всего для того, чтобы явить миру универсальную модель его катастрофы.
Тот, кто неуязвим, не станет наносить рану». Девиз на монашеском мече.)
Ничего нет лучше обыкновенной жизни»
И нельзя строить из себя то, что ты не есть
... А Терентий оказывал знаки внимания колокольчику, кормил его зерном, изюмом, пел ему песенки и любовался возлюбленной (-ным?),
— Как всегда. Тупо в синем.
— И в кедах!
Илай стал еще внимательней и бережней. И еще — он теперь всегда держит меня за руку. Всегда. Когда мы идем, когда сидим, когда смотрим кино, когда читаем что-то вместе, когда играем с Мистером Гослином. Всегда.
Он приходит к нам в гости и, когда здоровается, протягивает руку к моему лицу и убирает мою челку со лба. И не то чтобы она лезла в глаза. Нет, она короткая. Но ему нравится, когда у меня открыт лоб. И перед его приходом я начесываю челку на лоб. Чтобы Илай протянул руку и убрал ее. Таким легким, ласковым движением. Я таю. Я краснею. Я закрываю от смущения лицо ладонями. И мне очень весело.