Она даже придумала для себя особую роль «за-автора» (не соавтора, боже упаси), чтобы скромно ограничить своё участие в его творчестве. Объясняла так. За-автор идёт за автором, след в след, отмечает повороты пути и подметает всякий сор. Он любит автора, и такая любовь не слепа, а вдвойне зряча. Он ничего своего в текст не вносит, но становится как бы медиумом для автора и может видеть и понимать шероховатость текстов лучше, чем тот сам. Хорошим за-автором была первая жена Леонида Андреева. Прочитает он ей свеженький кусок текста, а она, с глазами, полными любви и сожаления: «Не то, Лёнечка». Он и сам видит, что не то. Переделывает. Опять: «Нет, Лёнечка». — «Как нет? Ты ничего не понимаешь!» Но садится переписывать. Идёт к ней в третий раз — уже обалдевший и переставший что-либо соображать. Будит её. Потому что на свете уже глубокая ночь. Она безропотно слушает, ей его жалко, но со слезами: «Нет, Лёнечка». Он проклинает всё на свете и опять садится за стол. Под утро вызревает надцатый вариант. Она слушает и наконец сияет: «Да, Лёнечка, хорошо!»… Её смерть он, по сути, не пережил. Жизнь пошла по нисходящей. Другого такого за-автора у него не было…
Она читала и плакала. Он знал это наперёд… Некоторые учёные дураки считают, что литература — это просто особый порядок слов. Ставить, переставлять… Нет, литература — это от корня «лить». Литься, изливать, сливаться — кровь, слёзы, семя. И когда эта сила перейдёт через слова в мир — взойдёт ещё одно семя жизни, завертится ещё одно веретено...
Песня вся, песня вся,
Песня кончилася.
Парень девку ебёт,
Девка скорчилася.