Старик подошел к радио. Додик играл хорошо, в этот раз на скрипке, на своем «главном» инструменте, и ему подпевали тысяча других голосов. А еще в этот раз он не сбивался, не кричал проклятия. Простил «им» окончательно?
Он очень любил обсуждать мировые проблемы, у него был свой взгляд на них – и когда излагал его, то волновался, стучал палочкой в асфальт, брызгал слюной, походя ругая неудачную вставную челюсть… совершенно напрасно волновался, ибо наш старик и не думал ему возражать.
– Развалили страну. А ведь была державища! СССР! Теперь что? Смех один, а не страна. А кто виноват, Михал Иваныч, кто виноват, я вас спрашиваю?!
– А пес его знает, – устало ответил старик, хотя сам не раз задумывался об этом.
– Ка-ак, вам все равно, и сердце не болит…
– Болит! – оборвал Устинова Михаил Иванович. – Но только что теперь делать?
– Кхе-кхе… тут все ясно, не спорю. Вернее, ничего не ясно. Что делать! Не-ет, прежде чем выяснять, что делать, надо выяснить, кто виноват. Но вы мне человека назовите! Личностей! Тех, которые, понимаете ли, развалили… Кого проклинать?
– Вам обязательно надо кого-то проклинать? – сухо спросил наш старик, воспитанный и десятилетиями воспитывавший на гуманистических литературных принципах.
– Да!!! – брызгал слюной Устинов. – И пускай он горит в аду! Детки, детки, наши детки… В какой стране им жить? – Он говорил о детках с мукой и отчаянием, хотя дети его давно выросли. Наверное, он имел в виду внучек – одна уже разведена, другая – студенточка-первокурсница, поступила недавно в медицинский – та самая, к чьему рождению был куплен серый плащ.