Они уже были гораздо глубже зоны досягаемости солнечного света. Их аппарат разогревал море. Тепло проникало из нагревателей в кабину, а через металлическую шкуру аппарата – в воду, которая мигом пожирала его.
Эта однообразная теплая тьма, монотонный шелест воздуха, хруст обивки, шуршание кожи не могли не воздействовать на время – оно разрушалось и кровоточило. Его мгновения не перетекали друг в друга, а рождались мертвыми. «Я выпал из времени», – подумал Иоганнес.
Шрамы – это не раны, Флорин Сак. Шрам – это зажившее место. После ранения шрам восстанавливает ваше тело.
Доул стоял за ней, и его присутствие было для Беллис как дефект в хрустале.
Шрамы – это не раны, Флорин Сак. Шрам – это зажившее место. После ранения шрам восстанавливает ваше тело.
Не для этого я появилась здесь… Я не стану просить тебя присоединиться ко мне. – На мгновение ее голос почти сорвался. – Ты украл себя у меня.
Она повернулась и пошла прочь
Намерения сами по себе еще ничего не значат.
Моя мать заработала достаточно и смогла позволить себе усыпление; потом некрурги ее забальзамировали и оживили. Для высокой касты денег ей не хватило, но танати она стала.
Это ручные работы: поручать их зомби слишком опасно, ведь если что случится, оживлять зомби – дело дорогостоящее, а живых всегда можно вырастить еще.
Уж он-то точно знает, как велико ее обаяние. Ведь и он сам поддался ему.
Ей вдруг стало ясно, что он сейчас скажет, и от этой уверенности тошнота и отвращение подступили к ее горлу, и тем не менее она все еще симпатизировала ему, искренно симпатизировала и так хотела ошибиться, что не встала и не ушла. Она ждала: вот сейчас он развеет ее опасения, но в то же время была уверена, что этого не случится.
