Мощнее любого сомнения действует на нас ощущение, что мы ясно и глубоко понимаем помыслы наших друзей.
Внутренне она то бледнела, то краснела от мысли, что оказалась вовлечена в чужую игру, а это было несомненно; вся атмосфера, нарочитая как бы непреднамеренность были на ее вкус слишком явными и безвкусными. Все эти мелочи, лица, руки, бриллианты женщин, обрывки разговоров, имена, долетавшие через стол, форма вилок, порядок расстановки цветов, манеры слуг, стены комнаты – все было элементами декорации; она с пронзительной ясностью и остротой воспринимала этот спектакль и осознавала логику своего восприятия. Казалось, она никогда еще не испытывала столь обостренных реакций, доводивших ее до дрожи; ее чувствительность была чрезмерной, лишавшей комфорта; например, ей ужасно хотелось сократить количество знаков, поступавших со всех сторон, научиться быть такой же закрытой и спокойной, как эта прекрасная племянница хозяйки, поразившая ее значительностью и блистательной недоступностью.
Три женщины непрестанно следили за ним, и это отнюдь не облегчало его положение; они устанавливали правила – вовсе не жестокие, но непреложные. Он не мог уехать в Англию и не превратиться в чудовище. Он не мог и помыслить о том, чтобы провести эти две недели в Венеции с Кейт и не превратиться в чудовище. Он не мог сделать вид, что не понимает указаний и намеков миссис Лаудер, и не превратиться в чудовище. И любые попытки противостоять кризису означали бы его капитуляцию и потерю лица как джентльмена, ведь это наносило непоправимый вред бледной и несчастной бедняжке Милли, временной владелице величественного старинного палаццо и подательнице гостеприимства и очарования, которым нельзя было противостоять, от которых нельзя было отказаться.
