Из этого разговора я усваиваю, что бога придумали американцы, чтобы развалить Россию, а также то, что у нас есть ценности, но вслух о них говорить нельзя.
Ни в коем случае нельзя говорить, что мы хотим, чтобы родителей не было, даже думать так нельзя. Поэтому мы повторяем: «Хочу, чтобы родители были дома» и «Хоть бы они были дома».
Если уж по совести, то мои лучшие времена давно прошли. В тринадцать лет тебе уже никто не верит.
– Главное, пережить детство, – говоришь ты.
– А что потом?
– Потом мы будем свободны. Все взрослые – свободны.
Не знаю, что лучше – ожидание радости или сама радость. Некоторые говорят, что ожидание.
Рай – он для всех, а королевство только для нас.
Самым страшным мигом должен быть тот, когда принимается решение, а не тот, когда ты видишь его последствия
Мы не очень понимаем, кем именно нам хочется быть, возможно, потому что мы уже давно стали теми, кем должны были, но никто, кроме нас, об этом не знает.
Это было бы слишком жестоко даже для того мира, в котором мы живем.
А тебе не кажется, что рай чем-то похож на наше королевство? – лукаво улыбнувшись, спрашиваешь ты.
– Нет, не похож. – Меня удивляет, как жестко звучит мой голос. – Рай – он для всех, а королевство только для нас
