I tried to be open to what love might feel like when I knew I was not the prettiest girl he had touched
Боль затмевает собой все. Она берет над тобой верх, заглушает другие голоса, заполняет собой все пространство. Все остальное — и хорошее, и плохое — уплывает прочь. Мир сужается. Боль выводит тело из равновесия, дестабилизирует твое «я»: остается только зло. Ты перестаешь воспринимать что-либо еще, кроме боли. Картина мира начинает гнить.
вспоминала, как все эти годы врачи говорили мне, что все в порядке, что боль при месячных — это неопасно. Но оказалось, что это с самого начала было опасно. И мне было горько оттого, что я переселилась в земли больных, где обитали неполноценные тела, тела хуже, чем у здоровых.
Зачем мне существовать, если в мире есть она? Я ни в чем не могла с ней соперничать. Ни с мамой на радио, ни с работой в детском саду, ни с бессмысленными фото рук в Инстаграме. Норе не требовалось чего-то добиваться, чтобы что-то получить. В мире существовало место, идеально подходящее для нее, но не для меня. Мое тело было слишком коротким, лицо слишком асимметричным. Существовал кусочек мозаики, который никуда не вписывался, и этим кусочком была я.
Полагаю, многим можно поделиться. Но не болью. Боль слишком субъективная, слишком личная. Это всегда тайна, либо слишком темная, либо такая светлая, что растворяется в пустоте.
И есть что-то зловещее в том, чтобы идти по протоптанной другим человеком тропинке. Может, тропинке в саду свекрови. Наверно, это страх, что и тебя могут заменить, что ты никакая не особенная, просто тщеславное memento mori.
В тот вечер я долго плакала. Плакала из-за Осло, из-за Хельсинки, из-за 26-й платформы на Копенгагенском вокзале, из-за того, что все временно и ничто не длится вечно. Из-за того, что каждые отношения строятся на повторениях. Слова и обещания, которым свойственно быть исключительными, продолжают повторяться.
Может, нужно оставить что-то позади, чтобы идти дальше. Что-то должно сгореть.
Словно страдание — это недостаток, почти принимающий физическую форму. Зависимые люди стремятся заполнить пустоту едой, сексом, алкоголем, но эти попытки обречены на неудачу. Эту дыру заполнить невозможно.
Боль затмевает собой все. Она берет над тобой верх, заглушает другие голоса, заполняет собой все пространство. Все остальное — и хорошее, и плохое — уплывает прочь. Мир сужается. Боль выводит тело из равновесия, дестабилизирует твое «я»: остается только зло. Ты перестаешь воспринимать что-либо еще, кроме боли. Картина мира начинает гнить.