Странно, что о потере рыцарей я горюю больше, чем об утрате королевы. Супругу можно отыскать и другую, но где взять столь прекрасное братство, как то, что сидело за Круглым столом?
Сэр Ланселот расстался с племянником и, спрятав под плащом меч, отправился в покои королевы. Настал опасный час. Ланселот тихонько постучал в дверь, и его впустили. Вновь Ланселот и Гиневра были вместе. Занимались ли они любовной игрой, этого я сказать не могу, ибо не желаю распространяться на подобные темы. Одно скажу: в ту пору любовная игра была совсем иной.
На самом деле Артур вовсе не хотел расследовать слухи насчет Ланселота и Гиневры. Подозрения у короля давно были, но он не желал слушать сплетни. Сэр Ланселот славно служил ему и королеве, и Артур любил и ценил его превыше всех людей.
Вновь наступил веселый месяц май, когда у каждого сердце трепещет от радости и полноты жизни. Это время похоти и плодоношения, в полях расцветают цветы, и все чувствуют приближение лета. Зимой, в пору снега и бурь, мы только и можем, что сидеть по углам или греть руки у огня.
Ланселот успел уговориться с королевой, что он подойдет со стороны сада к окну, и у этого окна Гиневра поговорит с ним втайне. Рыцарь взял с собой меч на случай, если Мелиагонт попытается на него напасть. Он вошел в сад и приблизился к окну, забранному железной решеткой. Гиневра ждала его, и влюбленные о многом переговорили.
— Ах, мадам, — сказал он, наконец. — Хотел бы я проникнуть в эту комнату и оказаться подле вас.
— Я тоже этого желаю, — ответила она.
— Скажите мне: вы искренне желаете, чтобы я был с вами?
— Да, искренне.
— Тогда я докажу, как сильна моя любовь к вам, — Ланселот обхватил руками железные острые прутья и вырвал их из каменной стены, но одним прутом порезал себе руку до кости. Он проник через окно в комнату и залил все вокруг кровью.
— Тише, — предупредила его королева, — тут спят мои рыцари.
Они осторожно улеглись в ее постель, и Ланселот до рассвета пробыл с королевой. Когда настало время уходить, он вылез через окно и, как сумел, пристроил решетку на место. Вернувшись к себе, он показал сэру Лавейну раненую руку; молодой человека забинтовал его рану, и Ланселот спрятал ее под перчаткой.
Тем временем сэр Мелиагонт наведался в покои королевы. Он застал ее дам одетыми, но королева все еще дремала в постели.
— Не больны вы, мадам? — спросил он. — Почему вы не поднялись в столь поздний час?
Он отдернул полог кровати и пришел в ужас: и покрывало, и простыня, и подушка были залиты кровью. При виде такого зрелища Мелиагонт решил, что с королевой ночью спал кто-то из раненых рыцарей.
— Ах, мадам, — сказал он, — теперь я вижу, как подло вы обманываете своего мужа-короля. Вы поселили этих рыцарей в своих покоях с коварным умыслом: один из них возлежал с вами под покровом ночи.
— Вы распускаете гнусные сплетни, сэр. Никто из этих рыцарей не приближался к моей постели.
Десять рыцарей услышали его слова и все разом заспорили с Мелиагонтом.
— Вы ложно обвинили королеву, — восклицали они, — дайте нам только оправиться от ран, и мы докажем это. Любой из нас готов принять ваш вызов.
— Вот как? Взгляните сами: видите кровь на простынях?
На это рыцари не знали, что ответить, и смолкли, а сэр Мелиагонт ликовал: он надеялся таким образом заставить всех забыть о своем покушении на королеву.
В этот момент явился Ланселот.
— Что случилось? — спросил он. — Что здесь происходит?
Сэр Мелиагонт объявил, что подозревает королеву в супружеской измене.
— Как вы посмели отдернуть полог, когда королева еще не поднялась с постели? — набросился на него Ланселот. — Даже наш господин Артур никогда бы не поступил с супругой столь неучтиво. Вы еще больше осрамили самого себя.
— Не знаю, что вы хотите этим сказать, сэр, но знаю другое: один из этих рыцарей возлег с ней нынче ночью и запятнал постель своей кровью. Я силой оружия докажу, что она — изменница.
— Берегитесь, Мелиагонт. Вы бросили вызов — и на него ответят.
Ланселота нагнал человек с повозкой.
— Добрый человек, — сказал ему Ланселот, — сколько возьмешь, чтобы подвезти меня до замка? Он в миле отсюда или в двух.
— Нельзя вам ехать в моей тележке, сэр. Меня послали лес возить.
— Кто послал?
— Мой хозяин, сэр Мелиагонт.
— С ним-то я и хочу встретиться.
— Но со мной вы не поедете!
Ланселот запрыгнул на телегу и с такой силой ударил мужика стальной рукавицей, что тот мертвым рухнул наземь.
Так случилось, что в месяц май Гиневра созвала десять рыцарей Круглого стола и объявила им о своем намерении пуститься поутру в путь.
— Предупреждаю вас заранее, — сказала она, — чтобы вы взяли хороших лошадей и оделись в зеленый шелк или какую-нибудь другую зеленую ткань. Мы будем праздновать май. Я беру с собой десять дам, так что у каждого рыцаря будет спутница. И возьмите каждый с собой оруженосца и двух слуг.
Десять рыцарей приготовились к праздничной экспедиции. На следующее утро они отправились на поля и луга и с радостью созерцали густые травы и цветы.
Элейн вошла в комнату, где поселился Ланселот.
— Господин мой, — сказала она, — вижу, вы собираетесь меня покинуть. Пощадите меня, не дайте мне умереть.
— Чего вы желаете от меня, госпожа?
— Я хочу, чтобы вы на мне женились
— Жениться? Не такова моя судьба. Я никогда никому не буду мужем.
— Тогда вы можете стать возлюбленным.
— Сохрани Иисусе! Хорошенькая это была бы награда вашему отцу и вашему брату!
— Значит, я умру от любви.
— Нет, любезная девица, вы не умрете. Поймите, я никогда не вступлю в брак, но вот что я могу обещать: когда вы найдете себе мужа, я назначу вам обоим тысячу фунтов в год.
— Этого мне не нужно, сэр. Женитесь на мне или станьте моим возлюбленным, иначе моя жизнь кончена.
— Дорогая моя госпожа, ни того ни другого я сделать не могу.
Услыхав отказ, она вскрикнула и лишилась чувств. Служанки перенесли Элейн в ее комнату, и там она плакала и рыдала и не могла остановиться. Сэр Ланселот тем временем приготовился к отъезду и спросил сэра Лавейна, каковы его намерения.
— Я желаю только одного: следовать за вами, — ответил ему юноша. — Разве что вы прогоните меня или велите вас оставить.
— В таком случае мы поедем вместе.
Тут к ним подошел сэр Бернард.
— Моя дочь умрет от любви к вам, — сказал он Ланселоту.
— Мне очень жаль, сэр. Но что я могу сделать? Я горько сожалею о том, что она полюбила меня, хоть я никак этого не поощрял. Я не давал ей обещаний, не делал предложения. Говорю вам: я не причинил ей ни малейшего бесчестья. Она все так же невинна и словом, и делом. Меня удручает ее горе, но исцелить его не в моих силах.
— Отец, — сказал Лавейн, — сэр Ланселот говорит чистую правду. И мне очень жаль сестру, ибо я, как и она, полюбил этого рыцаря и последую за ним хоть на край света.
Ланселот и Лавейн распрощались с сэром Бернардом и поехали в Лондон к королевскому двору. Услышав, что его лучший рыцарь возвращается живой и здоровый, король возрадовался, как и все рыцари, за исключением только сэра Мордреда и сэра Агравейна. А еще Гиневра не желала говорить с Ланселотом и не позволяла ему приближаться к ней. Он пытался объясниться, но она поворачивалась к нему спиной.
Простившись с Ланселотом, Прекрасная Дева из Астолата впала в такую печаль, что не могла ни есть, ни пить. Одно ей оставалось: вздыхать по Ланселоту. Через десять дней она была уже близка к смерти. Девушка исповедалась и приняла причастие, но все равно продолжала говорить только о Ланселоте. Священник уговаривал ее оставить эти мысли.
— Почему я должна их оставить? — спросила девушка. — Я — обычная земная женщина, и Ланселот такой же земной человек. Мы созданы для любви, и пока во мне остается дыхание, я буду оплакивать свою участь. Любовь исходит от Бога. И, Бог мне свидетель, я умираю девственницей. Молю Тебя, Господь Небесный, сжалиться надо мною и моей душой. Весь мой грех в том, что я полюбила сэра Ланселота, и я охотнее приму смерть, чем жизнь без него. Боль, которую я терплю, очистит мою душу
Все трое рыцарей стали разглядывать ножны, сделанные как будто бы из змеиной кожи. Пояс или перевязь был не так богато отделан, ножны же украшала надпись серебряными и золотыми буквами: «Кто возьмет меня, должен быть сильнее всех — только тогда он будет владеть мною так, как следует. Тот, на чьем боку я буду висеть, не узнает позора. Никогда не снимай меч с перевязи — ее может коснуться лишь девственница несравненной добродетели. Она должна быть дочерью короля и королевы, не грешить ни словом, ни делом. Если же она лишится своей девственности, то умрет такой страшной смертью, как ни одна женщина».
— Сэр, — сказал Персиваль Галахаду, — поверните меч, чтобы мы смогли прочесть, что написано на оборотной стороне.
И они увидели, что обратная сторона лезвия кроваво-красная, а буквы на ней черные, как уголь: «Кто больше всех восхваляет меня, тот более всех станет винить в пору великой нужды. Я нанесу рану тому, к кому более всех должен быть милостив, и это случится только однажды».
— Какое у этого меча имя? — спросил сэр Борс девицу. — Как нам звать его?
— Он прославится как Меч Убийственного удара, а ножны — как Сохраняющие кровь
Галахад, перекрестившись, первым перешел на это судно, за ним последовали и другие, дивясь богатству, которое обнаружили на корабле. Посреди него стояла кровать, а на ней — шелковая корона. У подножия кровати лежал меч, он не до конца входил в ножны, и видно было, что он изукрашен драгоценной отделкой. На рукояти также были всевозможные драгоценные камни, чей чистый цвет свидетельствовал об их высочайшем качестве, а сделана рукоять была из костей двух диковинных тварей. Одну кость взяли от змеи, именуемой враждебным змием, — тот, кто держит в руке эту кость, не знает усталости и не получит рану. Другая кость была от рыбы, обитающей в Евфрате и именуемой эртанакс [137]. Она также защищает от усталости, а еще одно ее свойство — направлять разум вперед и препятствовать воспоминаниям о прошлом. На рукояти были написаны слова: «Лишь один воин сможет взять меня, и он превзойдет всех прочих».
— Во имя Господа! — сказал сэр Персиваль. — Я попытаюсь завладеть этим мечом.
Он положил руку на эфес, но не смог ухватить его. Та же участь постигла и сэра Борса.
Тогда выступил вперед сэр Галахад, и вдруг на мече проступили буквы, алые, точно кровь: «Посмотрим, кто извлечет меня из ножен. Он должен быть сильнее всех. Если возьмет меня, то никогда не изведает позора и не получит смертельной раны».
