рано или поздно все однажды попадают в ловушку и проваливаются в темную яму. Кто-то так и остается валяться в грязи среди ползучих гадов и медленно угасает. А кто-то ищет новую опору. Свет и тепло, щель, дыра, камень, на который можно взобраться. Даже обессилев от боли, голода и жажды, они умудряются выбраться на свет. А вновь поднявшись на ноги, смиряются с тем, что человек, может, и свободен, но не властен над ходом жизни. Так что не желай слишком многого. Грейся на солнце, ешь и пей, люби, плавай в воде, пока тело твое не одряхлеет и дни твои не будут сочтены. Это все, что у нас есть.
Как это часто бывает, в веках остаются самые прекрасные истории.
Не те, что повествуют о тысячах и тысячах подданных и рабов, простившихся с жизнью по прихоти царя. Не те, что сказывают о народе, погибшем под его ярмом. Всех их пережила история о двух женщинах, которые не могли поделить одного младенца. И о том, как хитроумный царь Соломон сумел выяснить, кто из них — лгунья, а кто — истинная мать, и найти спору решение.
Соломоново решение
То был восхитительный сад, полный противоречий, как и сам царь. Дурманящий аромат цветов смешивался с резким, кислым запахом звериного помета. Места, полные солнечного тепла и света, перемежались с затененными уголками, откуда веяло сыростью и гниением. Где-то поодаль грозно рычал огромный хищник, вблизи мирно журчал небольшой водопад
Он любил все, что не жаловалось, не молило и не причитало. Он любил все невинное и свежее, необычное и непредсказуемое
Откуда же эта иллюзия, хрупкая и прозрачная, словно стрекозиное крыло, что в жизни есть справедливость?
отмахнулась от воспоминания о тайном сговоре в доме плетельщика, будто смахнула капли дождя с садового кресла.
Твоя слабость может обернуться твоей силой, Зиссель, и вот что я хочу этим сказать: свою силу я нашел в том, что любил мечтать.
беспокойство грызло ее, как грызет крыса пойманного в тростнике утенка
Минуло много лет, храм построен, но наши мужья и сыновья все еще ломают спины — теперь уже на строительстве царского дворца, ведь он должен становиться все больше, все краше. Царю все мало
Знать своих незаконнорожденных отпрысков он не желал. Ему довольно было, что те, в ком текла его кровь, жили, работали в поте лица, сражались, занимались любовью и обзаводились потомством повсюду, до самых границ его царства.
Ибо это делало его в каком-то смысле бессмертным