Он был похож на длинноногого худого кузнечика со светлыми, будто навсегда выгоревшими в сентябрьском Коктебеле волосами и огромными наивными, как у ребенка, голубыми глазами.
Можно прочесть тысячу и одну книгу. Пересмотреть весь мировой кинематограф. Услышать уйму рассказов других людей о собственной жизни. Но частицу истины дано познать только через то, что ты прожил сам. И лучше оставаться скромным, потому что целиком истина не дается в руки никому…
Без памяти прошлого наши души — пустышки. Я лишь против железобетонных выводов, выстроенных косными людьми на основании прожитых лет и нажитого опыта; против того «пошлого опыта», который Николай Некрасов в «Песне Еремушке» справедливо назвал умом глупцов. Конечно, застревать в прошлом не стоит. Помнить — обязательно
личные счеты между мужчиной и женщиной бывают им гораздо важнее их общих детей
Мы ведь только притворяемся взрослыми. Все мы, в сущности, невыросшие дети. Как бы ни изображали зрелость ума, состоятельность суждений, стойкость духа, нам обязательно надо, чтобы кто-то всецело, без запинки, без оглядки был на нашей стороне. Принимал нас всеобъемлюще, с ошибками, заблуждениями, грехами, просто по факту нашего земного существования
…Знаете ли вы, что такое неизбежность? В наждачном сочетании букв само по себе кроется что-то зловеще-жуткое. Но физическое ощущение неизбежности несоизмеримо страшнее слова
месяце, позвала поесть горячего супа. На кухне, не поднимая лица от тарелки, мальчик твердо сказал: «Ненавижу его. Взял бы нож и убил». А девочка молчала и улыбалась. В ее лике, как в неподвижном немом озере, отражалась глуповатая милота зачатого в алкогольном угаре ребенка
Среди сильно пьющих людей встречаются две крайние категории: не желающие никого ранить, тонкие интеллектуальные существа и грубые одноклеточные ублюдки, целенаправленно истязающие близких. Промежуточные звенья, безусловно, существуют, но не о них сейчас речь
Вот тогда, юной девушкой, я познакомилась с колумбарием. У меня, неискушенной особы, вызвали неприязнь серые ряды вертикальных скученных ниш-пристанищ с хаотично воткнутыми между табличек искусственными или срезанными цветами, эдакий эрзац захоронений. Вообще-то в ту пору любые захоронения казались мне отжившими рудиментами. «Не лучше ли живым людям сохранять память об умерших в своих сердцах, не истязая несчастную землю трупным ядом или пеплом в горшках?» — по-юношески кощунственно думала я тогда, не сознавая, сколь монолитен и прибылен похоронный бизнес, взлелеянный многовековыми мировыми традициями
Мы перебрасывались с Томой ничего не значащими, смешными пустяками через открытую дверь и хохотали, как дурные школьницы. Кто объяснит мне, отчего именно такие, казалось бы, ерундовые мелочи запоминаются на всю жизнь как великое счастье наивысшего единения? Наверное, так рождается нежная симфония двух близких душ, парящая над всем преходящим, суетно-тленным.
