ика легла ко мне вплотную, я держу книгу над нами так, чтобы было удобно читать обеим, и мы молча читаем. «Она сделала все, что могла, — она подбежала к нему и отдалась вся, робея и радуясь. Он обнял ее и прижал губы к ее рту, искавшему его поцелуя».
— Что там дальше, страницу переворачивай, — торопит меня Ника.
Быстрые-быстрые легкие шаги зазвучали по паркету, и его счастье, его жизнь, он сам — лучшее его самого себя, то, чего он искал и желал так долго, быстро-быстро близилось к нему. Она не шла, но какой-то невидимою силой неслась к нему».
Я мычу «угу» и читаю: «Когда Кити уехала и Левин остался один, он почувствовал такое беспокойство без нее и такое нетерпеливое желание поскорее, поскорее дожить до завтрашнего утра, когда он опять увидит ее и навсегда соединится с ней, что он испугался, как смерти, этих четырнадцати часов, которые ему предстояло провести без нее. Ему необходимо было быть и говорить с кем-нибудь, чтобы не остаться одному, чтоб обмануть время».
Ника приподнимается на локтях, подается ко мне и касается своими губами моих губ. Я с преувеличенным изумлением, подняв брови и вытаращив глаза, гляжу на нее и медленно закрываю лицо книгой. Ника довольно смеется.
— Ты такая милая была, когда читала, — говорит она. — Там сейчас про что?
Она заглядывает в книгу, и мы вместе читаем, как Левин, не спав всю ночь, приходит утром к Щербацким, и Кити выходит к нему. «...Быст