Может быть, это напомнит тебе, что Творец наш дал нам два уха и только один рот, как бы указывая на двойную работу ушей в сравнении со ртом.
Возблагодарим же Господа Бога, если мы уже освободились от присущих им пороков. И попросим Бога, чтоб он даровал нам их добродетели.
— Тифен! — воскликнул Дюгесклен. — Я всегда горячо любил вас, а сейчас, клянусь Святой Девой Реннской, сейчас люблю сильнее, чем когда-либо! Если бы я не знал, что ваша рука столь же крепка, как ваши слова, я бы сам убил вас, чтобы вы не попали в руки негодяям.
Человек равен скоту, если он живет со дня на день, ест, пьет, дышит, спит. Лишь когда он поднимается над собой и созерцает себя своими духовными очами, он становится поистине человеком.
Я лично служу Господу Богу, моему королю и моей даме; и пока я остаюсь на дороге чести, мне ничего другого не нужно. Мой девиз будет всегда тот же, что и у Чандоса:
«Fais ce que dois, adviegne que peut.
C’est commandé au chevalier» [119].
этот Дэвид Майклдин, наверное, один из тех лоллардов, о которых отец Христофор из аббатства так много рассказывал.
— Ну, Джон, ведь такой сильный и необычный воин должен сражаться во имя блестящих глаз своей дамы или ее загнутых ресниц, вон даже сэр Найджел сражается в честь леди Лоринг.
— Насчет этого я ничего не знаю, — сказал лучник-великан, смущенно почесывая затылок. — С тех пор как Мэри обманула меня, я не могу сражаться в честь ее.
— Да это может быть любая женщина.
— Ну тогда пусть будет моя мать, — сказал Джон. — Ей было очень трудно вырастить меня, и, клянусь спасением души, я буду сражаться ради ее загнутых ресниц, ведь у меня сердце болит, когда я думаю о ней.
— Мы гордимся тем, что правим свободными людьми, а не рабами, — холодно отозвался принц.
Странной фигурой казался своим оруженосцам этот маленький человечек на высоком коне: его взор был возведен к небу, а лысина поблескивала в лучах зимнего солнца.
неужели добродетель не годится ни на что иное, как засадить ее среди четырех стен, словно она дикий зверь? А если добрые будут замыкаться от мира, а злые — разгуливать на свободе, то разве не горе этому миру?
