Но в общем-то любовь возникла на самолюбии. Искренно ее, пожалуй, не любил.
Сейчас кончил книгу Горького «В людях». Очень тяжелая книга. Жизнь смотрит с каждой страницы. Жизнь не прекрасная, а грязная, сальная, грубая. Зачем я живу? Не знаю, смысл жизни глубоко спрятан от меня. Живу черт знает зачем. Некоторые люди оправдывают себя. Живем, мол, для общественной жизни, ради искусства. Но это все не то. Никто не знает, зачем он живет. Общественная жизнь, искусство люди создали для того, чтобы чем-нибудь заполнить свою пустую жизнь. Если бы мне дали ответ на вопрос, кто я и зачем родился, я бы успокоился и даже бы больше не стал жить. А сейчас думаешь и не знаешь, кто ты. Если играешь на рояле, читаешь стихи, то начинаешь думать, что человек хуже свиньи.
Ну, довольно хныкать. Нужно искать смысл жизни и создавать красоту в ней.
…Жил русский человек у самого синего моря. Песок, павлины, паюсная — тазами. Но не было хлеба. И Родина — далеко. Она как боль и отчаяние. Она — протяженность бытия. И она же вспышка смерти — взрыв.
Думаю о том, что существует Земля и мысль. И о физиках, которые свели к абсурду самою идею войны. Сама возможность многократного уничтожения стала ей (Земле) защитой и надежей. Потому что человек поднял голову, перешагнул через козни, тщеславие, чемпионаж. Оглянулся вокруг, осмыслив невероятное, здраво истолковав прошлое. Лицом к будущему. Кстати только так можно уберечь пленительную Европу — маленькую, уютную, разношерстную. Племена, вышедшие из дремучих лесов и нагорий. Вдрызг породненные и передравшиеся за свою историю.
Таковы они — нетленные ценности и беспредельность творчества, которое, имея причинно-следственную природу, весьма смахивает на чудо — изловленное, оседланное, взнузданное.
Вероятно и сейчас живут во мне разные там таланты, но мне очень мало до них дела. Я устала от всего, а от хорошего измучилась больше, чем от плохого.
Я не обольщаюсь относительно себя, ибо это не в моих силах (любое обольщение я сочла бы сладостным и животворным источником иллюзий).
Относительно одаренности и патологии и их взаимных переходов, трансформаций, а так же основополагающих эпизодов из детства, то тут тоже кроется какая-то смутно ощущаемая и предвосхищаемая доля истины, которую, однако, пока не дано нам знать, ибо тут оказывается легче найти какой-нибудь фрейдообразный подход, даже если ухитриться отбросить его специфику. Это очень хорошо понимал Толстой. Люблю его очень. Впрочем, что об этом толковать. Прежде всего и необходимей — какое-нибудь честолюбие или хотя бы тщеславие, какие-нибудь человеческие эмоции или слабости, или вера в правоту своих художественных идей или воплощений и энтузиазм. А без этого любой талант превращается в самозабаву, в игрушку, в безделицу
Кто-то сказал, что талант — это интерпретация. В таком случае он неразложим. Такова логика вещей и нет ничего внутри его, что не стало бы внешним и наоборот (если он что-нибудь стоит). Это железная необходимость даже с точки зрения эмбриологии (отбрасывая отходы производства — недоносков, человеческий шлак), закон природы.
Что касается талантов, их эмбриологии, первобытного синкретизма и конкретизации, о коих я имела счастье прочесть в Вашем письме, то эта история древняя как мир и не менее его правдоподобная.
Может это потому, что у меня сохранилась благодарность к Вам за то, что Вы не причинили мне зла, или по крайней мере старались не сделать этого.
Я терпеть не могу недоброжелательных людей, ибо прежде всего сие прелестное качество протекает из некоего кретинизма, из какой-нибудь пустопорожней гипертрофии. Впрочем этим людям самим не сладко повсюду таскать с собой свою скучную и завистливую душу фарисея. Широкий, равно для всех открытый мир им недоступен. Для них не зацветают яблони, не охорашиваются маленькие птички, не прыгают солнечные блики, не налетают влажные ветры, упругие и волнующие. Размышлять, плакать, петь — ласковая и горькая отрада человеческого сердца — не дана им. Гроба повапленные, кимвал бряцающий — проступают сквозь их кожуру, жалкую и плохо натянутую. И никогда не ведать им ни покоя, ни радости.
Иногда в жизни надо что-то резко менять, но при этом следовать своей судьбе и своему предназначению.