Я не хочу быть нелюдимым, но мне нечего говорить. У меня в голове — пустота.
что-то подмечала, чего-то опасалась, начинала ревновать Гарвея к отцу. Её баловень-сынок, вертевший ею, как хотел, вернулся к ней серьёзным юношей. Он говорил мало, и то больше с отцом. Говорили они все о делах, в которых она ничего не смыслила.
— Ничего, — успокаивающе сказал доктор секретарю. — Современная медицинская литература учит, что от радости не умирают!
выслушивать это чтение. Характер Гарвея вообще изменялся к лучшему.
наблюдал за всеми и от всех что-нибудь перенимал.
судом Линча: вымазали бы дёгтем и обваляли в перьях;
двухфутовую модель «Люси Хольмс», корабля, на котором он совершил своё плавание
— А это что за гнездо? — спросил Дэн, указывая на связку запасных весел и верёвок.
— Это испанский кабестань, — с гордостью
Мы идём домой, Гарвей. Понимаешь ли ты, что значит домой? В воздухе пахнет родиной!
На самом деле становилось душно. Ветер был слабый, и паруса повисли. Вдруг полил дождь, барабаня по палубе и с шумом падая на поверхность моря. Раздался удар грома. Началась одна из августовских гроз.
Дэн и Гарвей лежали на деке и придумывали, какое блюдо закажут себе к обеду, когда будут на берегу. Берег уже ясно виднелся. Недалеко от шхуны шла глостерская рыбачья лодка.
