
Цитаты из книги автора История искусства после модернизма
вырастает спрос на развлекательную культуру, предлагающую зрелище, которое приглашает зрителя к соучастию, а не поучает его.
проект Всемирного языка абстрактного искусства (Weltsprache Abstrakte Kunst)6, изначально претендовавший на звание наднационального и элитарного искусства, очень быстро выродился в новый бидермайер и стал товаром повседневного потребления, функция которого заключалась в украшении и оформлении офисных и домашних интерьеров.
Произведению искусства присуще единство, делающее возможной совершенно особую форму рассказа — интерпретацию. Оно не связано априори с каким-либо методом или точкой зрения: произведение допускает применение различных методов и отвечает на множество вопросов. Для акта толкования нужны только произведение и персона, а именно персона интерпретатора, представляющая собой столь же открытое единство, собственно, работа. Произведение хочет быть понятым, а зритель стремится его понять.
«Расставание с ценностью новизны неизбежно, если мы хотим сохранить искусству жизнь. Искусство не умерло. Кончается его история как прогрессивное движение в направлении нового»,— постулировал Фишер.
Он унаследовал положение храма или церкви, где верующие могут пространственно и физически ощущать присутствие времени мифа,— культовые образы здесь обычно были старыми и все-таки видимыми и материальными как физические изображения, правда, в одном экземпляре, и поэтому, как правило, требовали личного посещения конкретного места.
то же время музей приглашает посетителя в аудиовизуальную среду, где, отрезанный от окружающего мира, он получает одно-единственное зрительное впечатление. В темном, напоминающем камеру пространстве зритель переживает интимный опыт взаимодействия с изображением, словно находится перед собственным телевизором.
Этот проект учит нас тому, как легко история искусства может быть «перефразирована» — для этого достаточно верить в искусство.
Если оно сегодня вообще и соотносит себя с историей, то все меньше с так называемой историей искусства и все больше с историей некоей группы или некоего убеждения, стремящегося отразиться в его зеркале. Совершенно очевидно, что старая история искусства всегда была местом культурной идентичности, и именно поэтому она настолько жизнеспособна там, где традиция еще живет в сознании большинства. Когда же искусство апеллирует социальными или политическими убеждениями отдельных групп, оно просто лишний раз утверждает себя в качестве средства идентификации.
Но мы действительно неспособны контролировать происходящее — только собственную точку зрения.