«Деве Рождающей», Virgo Paritura, – шепчутся, и в эти дни Жанны, дремучи
В ней всего удивительнее то, что она никогда никого не слушалась и шла всегда своим путем мимо всего»
«А если бы Церковь приказала вам сделать не то, что вы считаете волей Христа?» – «Я послушалась бы все-таки Христа»
крайнее насилие – война – есть начало всех рабств, то понятно, почему после Великой войны наступило великое рабство.
Много раз пытаясь освободиться в политических и социальных революциях, помимо или против Христа, и все больше и больше отчаиваясь в свободе, западноевропейское человечество все глубже и глубже впадало в метафизически-чудовищное извращение воли – тягчайшее, может быть, следствие «первородного греха» – то, когда воля к свободе становится в человечестве волею к рабству, пока, наконец, после Великой войны в строящейся на месте Церкви абсолютной государственности наших дней, на всем ее протяжении от фашизма до коммунизма, от диктатуры кесарей до диктатуры пролетариата, эта воля к рабству усилилась так, как еще никогда за память человечества, ни даже в древних абсолютных монархиях Египта, Вавилона и Рима. Люди сами в цепи идут, жаждут рабства неутолимо: чем иго тяжелее, тем ниже и мягче гнутся шеи рабов, так что, наконец, самым мертвым и хо
Кончилась как будто война, а на самом деле, может быть, продолжается, и кажущийся мир – только перемирие накануне второй войны, величайшей и последней, потому и воевать было бы некому в третьей.
нция плачет:
«Вспомни!
Снова приди и спаси меня, кроткая мученица Жанна!
Видишь, руки мои – в цепях…
Лицо закрыто, очи заплаканы,
И величие мое унижено…
Снова приди,
Цепи мои разбей,
Освободительница Жанна!»
обрые дела…
Потом сожгли в Руане,
Но слух прошел в народе,
Что будет вновь жива, —
воскреснет, как Христос воскрес.
«Вы говорите, что вы – судьи мои; но берегитесь, как бы ваш суд не оказался неправедным, потому что я воистину Божия посланница», – говорит Жанна судьям XV века; то же могла бы сказать она и судьям будущих веков.[
«Церкви земной и никакому на земле человеку ты не подчиняешься, а одному только Богу», – сказано будет и в смертном приговоре над Жанной.[
Но самое, может быть, страшное – то, что Жанну судит и Церковь так же надвое, как мир: то осуждает, то оправдывает, и второе хуже первого.