Русский командующий начинает с того, что вырабатывает очень хороший план наступления, заимствованный из опыта наиболее прославленных сражений Наполеона (ведь ни у одного русского генерала не было оригинальных мыслей, даже у Суворова, оригинальность которого проявлялась только в непосредственном наступлении). Затем он приступает к осуществлению этого плана самым верным путем. Он занимает позицию на неприятельском фланге. Стратегический маневр закончен. начинаются тактические действия. И тут сразу отвергается научный, опирающийся на изучение прошлых войн способ ведения войны, способ, выработанный западной цивилизацией, и выступает вперед неприкрытое варварство. Эта блестящая армия с ее старыми воинами, многие из которых прослужили по двадцать пять лет, — этот образец плацпарадной муштры, — оказывается столь неповоротливой, столь неспособной к схваткам рассыпным строем и к борьбе небольшими отрядами, что со офицеры могут только обрушивать эту тяжелую массу на неприятеля. Оставляется всякая мысль о тактическом маневрировании: вперед, вперед, вперед, — вот все, что можно делать. Эта плотная масса живых тел, конечно, уже в силу своей компактности, представляла собой лучшую мишень, которой только мог бы пожелать артиллерист; и в то время как редкие цепи англичан, залегшие за верхушкой холма, были защищены от огня, ядра их производили опустошения в колоннах, имевших значительную глубину, убивая при каждом залпе тридцать — сорок человек, а пули Минье градом летели в противника и вряд ли хоть одна из них могла пролететь мимо мишени таких размеров. Простого натиска этой тяжелой массы должно было быть достаточно, чтобы прорвать ряды союзников. Но здесь русские столкнулись с противником, привыкшим к этому способу ведения войны. Англичане во время своих индийских войн научились выдерживать натиск плотных масс, даже превосходящих их численно.
