Тот все так же трепетал на ветру сережками, тонкие веточки обледенели, блестя на солнце прозрачной скорлупой льда. Им навстречу с земли тянулись стебли травы, усыпанные искристыми иголочками голубовато-белого инея.
– Ты сам хотел без загадок, – напоминает он. – Значит, помолчим.
Что ж, помолчим.
– Весело тут, как на погосте.
На погосте, положим, бывает куда веселее. Да вот хоть три ночи назад… Но не буду же я ему об этом рассказывать.
Вечность… Это, знаете ли, навсегда.
Слишком хорошо он меня узнал за эти годы, слишком приучил к своему запаху, вкусу губ и кожи, ритму дыхания. Разве я знаю его хуже? Разве я вообще знаю о нем хоть что-то?
Когда-то близящийся Йоль значил смерть для красивой девственницы, которую в морозную ночь оставляли в лесу обнаженной под деревом, увешанным внутренностями животных. Или не только животных.
Кереннаэльвен аэд’Тираннас ларин Маэльтирэ Арайдин-ле-Коравен…
Он смотрит молча, слегка растянув губы в подобии улыбки. Потом хмыкает.
– Весело тут, как на погосте.
На погосте, положим, бывает куда веселее. Да вот хоть три ночи назад… Но не буду же я ему об этом рассказывать.
бы боготворил его! Я бы жизнь за него отдал. Или – ему.
