Я не стал ничего отвечать. Просто подскочил к ней, схватил за затылок, рывком вдавил в твёрдый пресс и с остервенелой жадностью впился в эти лакомые губки, что так манили, что превращали меня в двинутого маньяка.
Боже, да-а-а! Я сделал это!
Но этот недопоцелуй длился не больше секунды. Подхватил малышку под попку, швырнул на стол. Однако, завопив мне в рот, девчонка принялась сопротивляться и молотить кулаками по моей груди
Только сейчас я, идиот поганый, понял эту простую истину. И мне до одури нравилось работать собственными руками, не нарушая закон, а взамен видеть безмерную радость от моей помощи в красивых, насыщенно-ярких глазах моей спасительницы. Ради этих глаз я готов был хоть утопиться в собственном поту на том проклятом поле, ради одного лишь взгляда и улыбки, подаренных лично мне… моей Дюймовочкой.
Плакала, что ли?
Вот те на!
М-м-м, какая же она всё-таки тёпленькая. И как вкусно пахнет. Льнёт ко мне всей своей крошечной тушкой и умопомрачительно краснеет. Даже во сне. Маленький ангелочек. Зацеловал бы всю. От пяточек до кончиков этих роскошных, искрящихся золотом кос.
Мне вдруг стало чертовски приятно. Аж сердце в груди затарахтело похлеще тракторного движка. Что она рядом. Со мной. Переживает. Обнимает. Не бросила с мыслью: лишь бы сдох поскорей под первым встречным кустом, тогда головной боли стало бы в разы меньше.
Я даже дыхание задержал на минуту. Просто не хотел пугать, как обычно. Эх, хорошо лежим! Знал же, если вдруг дёрнусь ненароком — шарахнется, как от чумы, за три километра бегом. А мне так кайфово с ней рядом, что ничего больше в жизни на хрен не надо. Хочется жить лишь ею. Дышать лишь её выдохами. Слушать лишь её тоненький звонкий голос. И есть лишь её еду, приготовленную нежными, заботливыми руками.