В этом городе, население коего вскорости составит более пяти тысяч человек, есть губернатор в юбке, священник, любящий проститутку, печатник, который лбом колет орехи, главный констебль, застреливший мальчика, судья — бывший чемпион по теннису, прачка, коллекционирующая чужие тайны, и судебный медик, коллекционирующий кости. Есть цирюльник, который держит у себя в заведении белку по кличке Камнеломка, портной, способный установить личность покойника по внутреннему карману его сюртука, и чернокожая великанша, готовая отложить в сторону лиру лишь затем, чтобы тебя придушить.
Однако зачем омрачать драгоценные мгновения жизни грехами сердца, которые мы не можем себе простить
Самих себя. Поглядеть в зеркало и простить себе все прегрешения и проступки, что мы совершили за долгие лета нашей жизни. Разве может человек по-настоящему простить другого человека, когда он не в силах примириться с грехами собственной души? С теми грехами и муками, что он сам на себя навлек? Как можно подойти с открытой и чистой душой к тому, кто нуждается в избавлении, когда в нашей душе не зажили еще раны, нанесенные собственною рукою
Вот скажи, сколько времени у тебя ушло на то, чтобы так навостриться играть в шахматы?
— Наверное... много лет. Я по-прежнему часто допускаю ошибки, но научился их замечать и исправлять.
— И здесь то же самое! — сказал Грейтхаус, вскинув голову. — Я не жду, что ты станешь мастером, нет. Я лишь хочу, чтобы ты умел замечать свои ошибки и исправлять их. Тогда у тебя появится время, чтобы выхватить пистолет и застрелить врага
месть в конечном итоге снедает все души без разбору, невинные и порочные, и каждую обращает в хладный пепел
Ну да, летал на птице, — беседовал тот сам с собой. — Птица была толстая, блестящая, и пассажиры сидели у нее в животе.
— Вот в этом беда современной молодежи. Сидите целыми днями на пятой точке и называете это трудом. Значит, умником себя считаешь? В шахматы играть ты и впрямь мастак... Так вот я тебе скажу, что это все тлен. Ты гниешь изнутри. Уже больше на привидение похож, чем на человека.
Он считал, что любил ее, но на самом деле ему просто хотелось почувствовать себя рыцарем. Вряд ли он способен понять, что такое любовь. Влечение — да, необходимость теплых близких отношений с другим человеком — да... Любовь? Нет.
Тут его речь была прервана более чем безотлагательными криками и воплями с улицы. Даже Мэтью понимал, что мальчики, которым не терпится пролить чью-нибудь кровь, так не кричат. В голосах явственно слышалась паника: они звучали все выше и выше, подобно ястребам, взмывающим в небо прочь от ненавистной земли.
— Что такое? — спросил Капелл графа Дальгрена, но в ответ услышал не слова, а пистолетный выстрел.
— Сэр! Сэр! — На пороге возник
