Безумие – мужская хворь. Женщине с избытком даровано испытаний, чтобы терять главное из оружий. Силу разума и хитрости, мудрость жизни, власть опыта. Рассудок всегда остается с той, что едина с миром, лесом, землей и водой. За непрерывность связи плачено кровью. Каждая новая луна встречается с подношением, с каждой луной говорят на языке понятном лишь женщинам
Безумие — мужская хворь. Женщине с избытком даровано испытаний, чтобы терять главное из оружий. Силу разума и хитрости, мудрость жизни, власть опыта. Рассудок всегда остается с той, что едина с миром, лесом, землей и водой. За непрерывность связи плачено кровью. Каждая новая луна встречается с подношением, с каждой луной говорят на языке, понятном лишь женщинам. А тут гляди-ка, обрядилась в перья, кудахчет как курица. Так еще и решать берется, кому жить, кому умирать.
Берегиней назвалась, так сбереги.
Потом были врачи. Много врачей.
— Это последствия стрессового расстройства! — говорили они.
— Не может быть, она благополучная девочка, — убеждала их мама.
— Это депрессия! — уверяли они.
— По заднице ей надавать да на работу отправить… — огрызался папа.
— Апатия, амнезия, пищевые расстройства… — перечисляли они.
— Надо спасать девочку!.. — соглашалась мама, плакала, поглядывала на часы. — Как можно скорее!
— Вам лучше ее здесь оставить, — осторожно предложили они. — Стационар, уколы, процедуры.
— Без проблем, — согласился папа, хлопнул ладонью по столу и был таков.
Вырастай, сестрица-рябинушка, пламя-ягодка, пламя-силушка…
Берегиня в ней затихала, уступая место той, что ходила по лесу, заговаривая на луну и росу каждую травинку под своими ногами, а после неслась прочь, жарко целовать и яро чествовать, предавать и губить, благословлять и обрекать на гибель, отдавать и брать, не задумываясь ни о чем. Словом, быть женщиной. Словом, быть живой.
Так долго она бежала, гнала себя из последних сил, а теперь стоит — никому не нужная, обманутая сама собой. Всех спасшая. Всех отпустившая. И целому лесу нет до нее никакого дела. Может, потому что лес этот — деревья сонные, звери дикие да горстка людей
Оказалось, если сосредоточиться на чем-то одном, остальное уже не так важно.
Никто не прольет таких горючих слез, никто так не протянет тоскливую песню, размыкающую объятия леса, как женщина. Сила ее нутра, сила ее горя.
Завечерело быстро, что там вечереть, когда время несется с бешеным визгом — чуть слышным, если внимания не обращать, нестерпимым, если прислушаться.
