Поначалу самым амбициозным в романе «Неизвестность» Алексея Слаповского кажется подзаголовок: «Роман века». Эва как! Ни больше, ни меньше. А если пробежаться глазами по оглавлению или слегка полистать саму книгу, то будет видна еще и попытка автора выдать несколько историй от первого лица в виде дневниковых или автобиографических записей. А это уже совсем сильный замах. На мой взгляд, многие писатели на этом деле пуп надорвали. Что до «Неизвестности», то… Сейчас посмотрим.
Итак, «Роман века». Имеется ввиду не заявка автора на невероятно бессмертное произведение, а временные рамки действия: 1917-2017 гг. То есть «роман о веке». Место действия по большей части Поволжье, Саратов, Энгельс и деревеньки вокруг. В четырех автобиографических частях автор покажет жизнь 3,5 (трех с половиной) поколений простой русской семьи Смирновых. Последняя половинка относится к свежайшим представителям этой семьи, на 2017 год пребывающим еще на стартовых позициях жизни. Как там и что у них сложится, мы не знаем, но прочтя всё предыдущее можем уверенно предсказать: а неизвестно, как всё сложится и куда кривая выведет. Неизвестность будущей жизни – единственное, что абсолютно известно. Об этом говорят истории ранних представителей фамилии Смирновых.
А теперь к форме изложения. Ибо она едва ли не самое интересное в романе. Дневниковый прием хорошо известен, если не сказать «избит». Чаще всего к нему прибегают без необходимости и в подавляющем большинстве случаев без должного умения. Читая записи, якобы сделанные персонажем, мы всё равно видим руку автора. Идеально сымитировать стиль и характер человека в письменной речи от первого лица – задача не для литературных новичков. А. Слаповский же замахнулся на пять-шесть разных героев, каждый из которых уникум сам по себе. И скепсис «да право, сможет ли он» развеивается буквально с первых страниц. Первый же дневник самого раннего из Смирновых, простого русского парня, вернувшегося с первой мировой без руки и попавшего в жернова революции и гражданской войны, так вот его дневник выполнен идеально.
«Идеально» может быть и громкое слово, но он первое, которое просится на язык. Стиль, словечки, обороты, ошибки, коряво сформулированные мысли – чистой воды крестьянин, нахватавшийся вершков грамотности. Наивность письменной речи такого человека играет злую шутку с читателем. Вроде бы описываются драматические события – война, убийства, голод, смерть родных и так далее, - а удержаться от смеха практически невозможно. Чередование даже не в одном абзаце, а в соседних предложения какой-нибудь житейской мелочи и настоящей трагедии настолько абсурдно, что нелепость заслоняет собой драму. На самом деле такое воспроизведение характера и есть то, что называется словом «живописно». Действительно, это описание живого или просто живое описание.
Ну, хорошо, допустим, автор ловко настроился на одну волну. Такое случается и может быть не так уж и редко. Но что будет при переключении на следующего персонажа? У кого как, а у Алексея Слаповского будет точно такое идеальное переключение на совершенно другого живого человека. Сын того самого крестьянина уже учится в городской школе. Это типичный убежденный и ярый комсомолец тридцатых годов. Он совершенно другой, в мыслях, в образовании, в манере изложения, в характере. В мечтах, наконец. Забегая вперед, скажем, что та же самая полная трансформация авторского текста происходит при переходе к следующим героям. Идеальное переключение. Что называется, верю. Вывод: форма романа автором выдержана отлично.
Содержание же… А что содержание? Это просто описание жизни нескольких людей. Люди разные, времена меняются, вот и жизнь из отличается одна от другой. Никогда по началу не знаешь, каким будет продолжение. Жизнь, она штука такая, заранее нигде не начертана. Но нельзя не заметить, что, по крайней мере, образ ее видоизменяется с переменами в стране. Первый Смирнов имеет дело с революцией, гражданской войной, голодом в Поволжье, коллективизацией. Второй живет в эпоху репрессий и Великой Отечественной. Его сестра рассказывает о себе послевоенной. Внук первого Смирнова – поколение «эпохи застоя». Наконец, последняя половинка из 3,5 поколений – это уже что ни на есть наше время.
Не стоит пыжиться и выдавливать из себя какую-либо общую для всех мораль или общий же вывод по всему произведению. Финал книги, как и жизнь, остается полностью открытым. Смирновы не перевелись, жизнь не окончена. А что впереди – неизвестно.
Могу добавить еще несколько мыслей по отдельным моментам книги. Во-первых, сталинские лагеря. Не знаю, что такое творится с нашей литературой, но почему-то в каждой книге, зацепляющей тридцатые годы, кого-нибудь обязательно расстреляют и еще больше пересажают. Эта выборка на редкость круто противоречит статистике из… сколько у нас тогда было по переписи? Миллионов 190. Так вот из 190 миллионов у нас менее миллиона расстрельных приговоров и менее пяти миллионов отправленных в лагеря. То есть не более 3% населения. Но концентрация убитых на страницах книг как бы соответствует тезису «половина страны сидела, вторая ее охраняла».
Второе. Очень уж высока концентрация половых проблем у представителей фамилии Смирновы. С кем и как только они не того… С другой стороны, люди ведь рассказывают о себе. И рассказывают, наверное, самое важное для себя. А все эти любовно-постельные истории, пожалуй, для себя поважнее, чем великие перемены в стране или взаимоотношения с начальством на работе.
И третье. Я, конечно, лично Алексея Слаповского не знаю, и не знаю, как много своего он добавил в того Смирнова, что является ему почти ровесником. Но сценки из его жизни выглядят как-то особенно живо и удачно. Так и хочется сказать: как будто с себя писал. Ну что ж, если с себя и передал так точно, то хороший писатель. А если просто материализовал в тексте наблюдения, то… да, хороший писатель.

9 из 10