Она не батарейка для мужчин

Кое-кто пишет в отзывах, что книга, мол, знатное снотворное. Я не знаю. Я не знаю, как тут вообще можно засыпать, когда буквально от каждого предложения натурально корежит. Перевод уровня: иди в первый класс, деточка, и не выходи оттудова. Никогда не выходи. Не травмируй общественность.
Я, грешным делом, подумала, что это новодел. Но нет! Оказывается, в сссрах бывали мастера, которые не дружили с элементарной расстановкой слов в русских предложениях (то, что увлекались норагальщиной - неудивительно). И вот эти заслуженные, со всякими там регалиями, товарищи, брались и похабили тексты вулф. Которые сами по себе непростые, тем более, что эта книга уже из серии ее знаменитого потока сознания.
Пошла и глянула, что еще переводила "мастерица" худ. перевода, и ужаснулась масштабу кладбища изуродованных книг. Нда.
То есть ни стиля, ни слога, слова сложены так, что я не то, что не клевала носом. Я переделывала в уме практически каждое предложение, приводя фразы в удобоваривамый вид, чтобы не терялся, емое, элементарный смысл. А ведь у вулф богатый, сочный, роскошный язык. В общем, все, что напереводила у нее "мастерица", теперь для меня закрыто, пока кто-нибудь не возьмется и не исправит убийство этих книг.

Фух, выговорилась. Но легче мне не стало! Ха. Нда.

Ну, теперь о книге. Занудство, наверное. Но это мой сорт занудства, так что ежели бы не некие мастера перевода...

И снова вулф вынесла меня напрочь, когда так это, походя, как бы невзначай, взяла да и пришибла одного из центральных персов. Причем, я делала ставку на смерть, но на смерть совсем другого. А потом меня осенило, что тут и не могло быть иначе. Здесь же выведен прообраз ее собственной семейной истории.
Мать, которая и в пятьдесят лет - идеал красоты и женственности, повезло им не жить в наше антицеллюлитное и безморщинистое время. И отец - законченный эгоист, перед которым все должны расстилаться. И очень разные дети в количестве аж восьми штук. Семейство рэмзи.
И какой-то там всяческий народ всех сортов, что крутится рядом с семейством в летнем домике возле моря. Но вот художница лили - старая дева. Почему-то я увидела в ней саму вулф. Ее отношение к этой матери дружественного семейства, к творчеству, вообще к жизни.

И что я вдруг поняла. Вулф ведь была уже своего рода потомком, наследницей самых первых английских писательниц, поднявших вопросы женской независимости; тех, что являлись предтечами суфражисток. Но в ней совершенно нет их агрессивности. Нет их желания загнать мужчин в угол, подавить, стать хозяйкой положения, принизить каким-либо образом (искалечить, как в "джейн эйр"; лишить денег, как в "севере и юге").
А у нее ничего подобного совершенно нет. У нее женщина так или иначе склоняется, подчиняется мужскому самодурству, даже признает и не обижается, что она - дурочка в его глазах. Но. Но это такой тихий, солевой бунт по ганди. Такое пассивное, но необычайно сильное сопротивление. Когда в один момент женщина разворачивается и уходит. Далеко не всегда физически, а любым способом - в свои мысли, в свои мечты, в свой мир, а мужчина болтается где-то сбоку-припеку и недоумевает: и где же она? Ушла и нет ее. Потому что мир не вертится вокруг него.

Ну, и по концовке. Одна из самых сильных сцен, когда папаша рэмзи молча, но оглушительно громко, буквально требует, чтобы художница пожалела, прониклась, выполнила свой женский долг и расстелилась перед ним, позволив по-вампирски выжрать ее жизненную энергию, подкормиться, подзарядиться от нее (это не чувства и не секс).
Но она... не имея сил оказать активное сопротивление, просто стоит, смотрит на мольберт, кисти, краски, окружающий пейзаж и упорно ждет, когда кто-нибудь выйдет из дома, и не дает сожрать себя. Потому что у нее есть дело, которое для нее важно и интересно. Она должна дописать свою картину, даже не ради признания и успеха. Просто чувствует, что должна, ей нужно это. И нечего тут делать всяким рэмзи. Она не батарейка для мужчин.